Истинное лицо марксизма. Глава 1

 

«Are you willing to raise our empire of hate and evil unto the whole world and to deliver man and every living creature onto our hands?»

«Yes, Master.»

«Are you willing to tell man lies about world’s past, how he was made and to suppress the truth for all times?»

«Yes, Master.»

«Are you willing to deliver your souls onto our hands to become powerful, famous and rich?»

«Yes, Master.»

«Ho ho ho! So it shall be done!»

(Running Wild. «The Contract / The Crypts of Hades»)

 

ГЛАВА 1. РОЖДЕНИЕ ХИМЕРЫ

Бесславная и трагичная гибель СССР стала для сотен миллионов людей тяжёлым ударом, можно даже сказать, что небо обрушилось на землю. Одна из двух сверхдержав мира, оспаривавшая абсолютное первенство, в мгновение ока стала просто помойкой. Перестройка разрушила сознание народа, нанеся ему тяжелейшую травму, восстановление после которой даже для русских кажется почти невозможным. Рухнуло всё, ради чего жили несколько поколений. Экономика, наука, образование и почти все системы жизнеобеспечения обломков государства деградируют. Русский народ вымирает, и когда этот процесс будет повёрнут вспять — неизвестно.

Однако главной загадкой остаётся то, что поражение СССР взялось как будто из ниоткуда. Экономического кризиса, как в Российской империи, в СССР не было. Отсутствие товаров в магазинах было откровенно рукотворным — можно посмотреть известное видео «СССР: Товарный дефицит (видеохроника 1989-91г.)», в самом начале которого отлично видно, как продукты просто выбрасывали. Но если крах СССР взялся не из кризиса, тогда откуда?

Очевидно, что СССР был предан коммунистической партией, которая и устроила в нём искусственный дефицит товаров (она применила и другие политтехнологии создания искусственного хаоса). Но возникает другой вопрос: почему коммунистическая партия СССР сначала строила страну, а потом разрушила то, что сама же и строила в течение примерно 70 лет? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно изучить, хотя бы кратко, государственную идеологию СССР — марксизм, и сопоставить её с главными историческими событиями.

Официальная советская пропаганда говорила о марксизме не просто как о каком-то философском или экономическом учении, она объявляла его (1, стр. 48) наукой о законах развития природы и общества:

«Оживление рабочего движения создало объективные условия для распространения марксизма — науки о законах развития природы и общества, о победе социализма, о строительстве коммунистического общества. Создателями марксизма явились К. Маркс и Ф. Энгельс.» Это написано в учебном пособии по курсу «Советский Союз», предназначавшимся, между прочим, для иностранных студентов. То же написано (2, стр. 624) и в ПСС Маркса и Энгельса:

«Конец августа — начало сентября 1844 года: в Париже проходит историческая встреча К. Маркса и Ф. Энгельса, положившая начало их творческому содружеству, их совместной научной деятельности и революционной борьбе за дело пролетариата». С чего же началась совместная научная деятельность, если брать работы по созданию нового общества, основанные на каких-то экспериментальных данных?

Первая такая работа — это работа Энгельса «Описание возникших в новейшее время и ещё существующих коммунистических колоний», написанная в октябре 1844 года. Уже во втором её абзаце присутствуют (3, стр. 212) такие строки:

«За последние 10-15 лет все коммунистические колонии так сильно разбогатели, что они имеют всё, чего можно желать и в большем количестве, чем могут потребить, следовательно, у них нет никакого повода для спора».

При этом колония Оуэна «Новая Гармония», которая упоминается в статье, разорилась уже в 1829 году, причём именно из-за бесконечных споров (4, стр. 246) внутри общины:

«The failure was from the first inevitable; for a small Community of idealists, each with his own set of theories and each compelled to put theory into instant practice over the whole field of life and in circumstances of exceptional difficulty, offers the very maximum of opportunity for quarrels and divisions».

И вот с такой откровенной лженауки начинал основоположник учения, которое считалось пригодным для строительства нового общества, причём в масштабах всего мира. Хуже того: было известно, что попытки строительства нового общества на основе общности имущества приводят к краху. Заметим, что эта работа, хотя и присутствует в 42-м томе ПСС, но на самом деле имеет большое значение, что будет показано впоследствии.

Может быть, настолько антиисторичными являются только ранние работы Энгельса, а в более поздних он повысил свой уровень? Нет, не повысил. Другая статья — «Принципы коммунизма», написанная в 1847 году и ставшая основой для «Манифеста коммунистической партии» — одна из ключевых в марксистском учении. В 11-м вопросе в ней появляется (5, стр. 328) известный ошибочный постулат марксизма о росте пролетариата:

«Чем богаче становилась буржуазия, тем многочисленнее становились пролетарии. Так как работу пролетариям может предоставить только капитал, а капитал увеличивается только тогда, когда применяет труд, то рост пролетариата происходит в точном соответствии с ростом капитала.» Однако в действительности это неверно. Увеличение населения приводит к увеличению численности рабочих, но рост пролетариата происходит не так, как описано у Энгельса. Вот как выглядит доля рабочих в США согласно (6, табл. 1) крупному исследованию экономиста С. Леберготта:

Год	Общее число работников в США, тыс. чел.:	Население США, тыс. чел.:	Доля (%)
1800	1900	6000	31.67
1810	2330	7300	31.92
1820	3135	9970	31.44
1830	4200	13200	31.82
1840	5660	17500	32.34
1850	8250	23600	34.96
1860	11110	31900	34.83
1870	12930	40700	31.77
1880	17390	51400	33.83
1890	23320	64700	36.04
1900	29070	78800	36.89
1910	37480	95900	39.08
1920	41610	111000	37.48
1930	48830	128000	38.14
1940	56290	139000	40.5
1950	65470	158804.4	41.22
1960	74060	186720.57	39.66

Население США взято (7) с сайта www.statista.com.

Что мы здесь видим? Во-первых, пролетариат, даже если включить в него вообще всех работников (в США до 1860-х годов было большое количество рабов) и не учитывать, что пролетариями по Энгельсу являются только те, кто продаёт свой труд буржуазии (и, следовательно, среди этих людей присутствуют те, кто продаёт свой труд не буржуазии), хотя и увеличивался в абсолютном значении, но доля его среди общего населения США, во-первых, даже в 1950-е годы не составляла большинство. Во-вторых, в целом рост доли пролетариата среди населения происходил ползучим образом и порой даже падал. Но самое главное, его рост не соответствует росту капитала.

Роберт Галлман приводит (8, табл. 2) такие данные: рост валового национального дохода США в 1834-43 гг. и в 1844-53 гг. составлял, исходя из разных методов оценки, 63% и 51%. Рост же пролетариата в 1830-40 гг. и в 1840-50 гг., даже в период бурного роста пролетариата, составлял значительно меньше — 34.76% и 45.76%. Это значит, что рост пролетариата в США, даже если в него включить дополнительных работников, не относящихся к пролетариату, не происходил в строгом соответствии с ростом капитала. Поэтому этот тезис Энгельса ложен. Все эти ложные утверждения Энгельса появляются в его книгах от необразованности (он не закончил (9, стр. 675) даже среднюю школу), лживости и жажды мессианства.

Несвязность роста пролетариата и роста капитала объясняется просто - разделение труда, отдача от масштаба (много лет спустя на этом будет основан первый этап коллективизации СССР) и применение машин.

В этом же вопросе появляется второй ложный постулат марксизма об обнищании пролетариата:

«По мере того как развивается промышленная революция, по мере дальнейшего изобретения новых машин, вытесняющих ручной труд, крупная промышленность оказывает всё больше давление на заработную плату и снижает ее, как мы уже сказали, до минимума, вследствие чего положение пролетариата становится все более невыносимым. Так, с одной стороны, вследствие роста недовольства пролетариата, а с другой — вследствие роста его мощи, промышленная революция подготовляет социальную революцию, которую произведёт пролетариат».

Однако в действительности заработная плата рабочих повышалась. Экономический историк Иван Тибор Беренд (10, стр. 276) пишет:

«In the 1950s and 1960s, a highly political debate sought to clarify the consequences of the Industrial Revolution and early industrialization for the living standards of the population. «Optimists» and «pessimists» held diametrically opposing views on this issue (Hartwell, 1971; Hobsbawm, 1964). The debate was resumed in the 1980s, and has continued since. Peter Lindert and Jeffrey Williamson (1983) revisited the controversy and concluded that English real wages increased by 50 percent between 1780 and 1830, and then doubled by 1851. But other analyses have drawn different conclusions. Feinstein (1972) estimates a 20 percent increase between 1820 and 1850, and an additional 9 percent between 1850 and 1870. Studies reviewing the wages of construction workers suggest that wages declined in most of Northern and Western Europe during the last decades of the eighteenth century and the Napoleonic wars, and then recovered in varying degrees after 1820 (Pamuk and Van Zanden, 2010)».

В начале промышленной революции и в эпоху наполеоновских войн фактическая зарплата рабочих снижалась только в одном исследовании, с 1820-х годов уровень жизни начал повышаться уже согласно всем исследователям. Таким образом, утверждение Энгельса, которое гласит, что крупная промышленность снижает заработную плату, противоречит действительности.

Экономическая лжеистория продолжается в 12-м вопросе:

«С начала этого столетия в положении промышленности беспрестанно происходили колебания между периодами процветания и периодами кризиса, и почти регулярно через каждые пять-семь лет наступал такой кризис, причем каждый раз он вызывал величайшие бедствия среди рабочих, всеобщее революционное возбуждение и величайшую опасность для всего существующего строя».

Что это такое — «почти регулярно через каждые пять-семь лет»? Через каждые пять-семь лет или нет? Начиная с какого времени?

Н. Галлуа (11, стр. 28) пишет, что первым, кто высказал идею регулярности кризисов, был французский экономист Чарльз Каколин, переживший кризисы в следующие годы: 1804, 1810, 1813-14, 1818, 1825, 1830, 1836-1839, 1847 и 1857. То есть во Франции с конца Великой французской революции (1799 год) действительно каждые 5-7 лет происходили кризисы. Однако распространять закономерность экономики Франции на все страны мира — это даже не грубое мошенничество, а просто какой-то гротеск.

Как указывается в 19-м вопросе, революция ожидалась в четырёх странах: Англия, Америка, Франция и Германия, и можно подумать, что Энгельс рассматривал только эти четыре страны. Но он лжёт и тут, в Англии экономические кризисы случались примерно вдвое реже. Форрест Кепи, например, пишет (12, стр. 4):

«From the 1820s onwards there is a long series of financial crises that run through much of the nineteenth century: 1825; 1836-7; 1847; 1857; and 1866».

Советская экономическая наука также утверждает (13, стр. 691), что кризисы перепроизводства происходят с частотой 10-11 лет (1825, 1837, 1847), а не 5-7, как у Энгельса.

К тому же в этом вопросе присутствует разрушение меры — кризис хотя и вызывал бедствия среди рабочих, но не был «величайшей опасностью для всего существующего строя».

В следующем вопросе появляется очевидно абсурдный тезис о возможности бесконечного расширения производства:

«Крупная промышленность создала, в виде паровой и других машин, средства, позволяющие в короткое время и с небольшими затратами до бесконечности увеличивать промышленное производство».

Далее идёт уже совершенный антиисторизм. «Во-первых, что хотя крупная промышленность в первую эпоху своего развития сама создала свободную конкуренцию...» Свободная конкуренция существует с древних времён и не может быть создана крупной промышленностью.

«Крупная промышленность и обусловленная ею возможность бесконечного расширения производства...»

Возможности бесконечного расширения производства не существует. Расширение производства обусловлено наличием, грубо говоря, ресурсов, станков и людей. Все эти три величины конечны. Это значит, что фраза просто ложна.

Вторая часть: «...позволяют создать такой общественный строй, в котором всех необходимых для жизни предметов будет производиться так много...» также ложна, потому что количество всех необходимых для жизни предметов для всего человечества не производится до сих пор, что связано прежде всего с ограниченностью ресурсов, а также с проблемами их эффективного использования (технологий) и проблемами распределения. То есть ложность этого утверждения — следствие ложности предыдущего. Кроме того, сама цель — «все необходимые для жизни предметы» очень туманная, и непонятно, начиная с какого уровня жизни и какие предметы производить уже не нужно.

Окончание фразы — это вообще какой-то гротеск: «...каждый член общества будет в состоянии совершенно свободно развивать и применять все свои силы и способности».

Если всех необходимых для жизни предметов будет производиться очень много, то это значит, что все занятые на производстве этих предметов люди должны не «свободно применять все свои силы и способности», а производить именно эти предметы. Мошенник Энгельс просто сам себе противоречит и даже этого не замечает.

В 15-м вопросе Энгельс повторил свой обман в третий раз: «Созданы капиталы и производительные силы в размерах, ранее неслыханных, и имеются средства для того, чтобы в короткий срок до бесконечности увеличить эти производительные силы.»

Ну а в 17-м вопросе...

«17-й вопрос. Возможно ли уничтожить частную собственность сразу?

Ответ: Нет, невозможно, точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся производительные силы в таких пределах, какие необходимы для создания общественного хозяйства».

И хотя два вопроса назад было написано, что производительные силы можно увеличить в короткий срок до бесконечности, теперь это, оказывается, нельзя. Жулик Энгельс опять противоречит сам себе.

Разрушение меры повторяется в 15-м вопросе: «Эти могучие, легко поддающиеся увеличению производительные силы до такой степени переросли частную собственность и буржуа, что они непрерывно вызывают сильнейшие потрясения общественного строя».

А что предлагается взамен? 14-й вопрос: «Частная собственность должна быть также ликвидирована, а её место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества». Этот вариант происходит из уже упомянутой работы Энгельса «Описание коммунистических колоний». Общность имущества вместо того, чтобы рассматриваться как инструмент для создания здорового общества, превращается в самоцель. То, что Энгельс всерьёз брал за основу строительства коммунизма именно оуэнские колонии, подтверждается в его статье «Быстрые успехи коммунизма в Германии», написанной (14, стр. 521) еще в 1844 году:

«Как видите, мы, немецкие теоретики, становимся практическими деловыми людьми. И в самом деле, одному из нас предложено составить практический план организации коммунистической колонии и управления ею с учётом планов Оуэна, Фурье и других и с использованием опыта, накопленного американскими колониями, а также и опыта вашей колонии «Гармония», которая, надеюсь, процветает».

Это даже не лженаука, а антинаука. Колония Оуэна «Новая Гармония» рухнула ещё в 1829 году, и несмотря на это, на основе этих планов будут строиться другие такие же? И это же самое предлагается в «Принципах коммунизма» для целого государства? Причём работу «Описание коммунистических колоний» Энгельс писал (3, прим. 117) «в ответ на возражения противников коммунизма, заявлявших о неосуществимости его в действительности». То есть ещё до написания этой работы находились те, кто возражал против коммунизма, а основоположник коммунизма в ответ на это... просто больше лгал.

Теория мировой революции в марксизме основана всего на двух утверждениях — рост численности пролетариата и его обнищание: многочисленный угнетаемый нищий пролетариат просто должен свергнуть режимы, которые доводят его до такого состояния. В «Манифесте коммунистической партии», написанном уже совместно, авторы оба этих тезиса (15, стр. 430) повторили и усилили:

«Вследствие возрастающего применения машин и разделения труда, труд пролетариев утратил всякий самостоятельный характер, а вместе с тем и всякую привлекательность для рабочего... в той же самой мере, в какой растёт непривлекательность труда, уменьшается заработная плата. Больше того: в той же мере, в какой возрастает применение машин и разделение труда, возрастает и количество труда...» Это противоречит не только росту реальной заработной платы, но и просто здравому смыслу. Применение машин позволяет уменьшить количество труда, затрачиваемое на производство чего-либо, а не увеличить его. Причём об этом сами же авторы писали неоднократно: «Дошло до того, что новая машина, которая сегодня изобретается в Англии, за один год лишает хлеба миллионы рабочих в Китае». Несмотря на всё это, о пролетариате по-прежнему пишется как о большинстве, хотя он большинством не был. «Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства».

Ложные утверждения повторяются несколько раз: «Но с развитием промышленности пролетариат не только возрастает численно; он скопляется в большие массы, сила его растет, и он всё более ее ощущает. Интересы и условия жизни пролетариата все более и более уравниваются по мере того, как машины все более стирают различия между отдельными видами труда и почти всюду низводят заработную плату до одинаково низкого уровня». Кроме тезиса о нищете пролетариата, здесь присутствует другой очевидно ложный тезис о стирании различий между отдельными видами труда, потому что даже в то время существовала огромная разница между видами труда. В наше же время переходить с одного труда на другой в короткие сроки вообще невозможно: чтобы водителю автобуса переучиться, допустим, на программиста, нужно несколько лет и очень много денег. Ложный тезис о нищете рабочих повторяется в третий раз («...непрерывное совершенствование машин делает жизненное положение пролетариев всё менее обеспеченным...») и даже в четвёртый: «Крепостной в крепостном состоянии выбился до положения члена коммуны так же, как мелкий буржуа под ярмом феодального абсолютизма выбился до полжения буржуа. Наоборот, современный рабочий с прогрессом промышленности не поднимается, а всё более опускается ниже условий существования своего собственного класса. Рабочий становится паупером, и пауперизм растёт ещё быстрее, чем население и богатство». Откровенная антинаука.

Противоречие работы «Принципы коммунизма», где увеличить производительные силы сразу то возможно, то нет, в «Манифесте» уже приобретает карикатурные размеры. Оказывается, теперь производительные силы (15, стр. 430) вообще не нужно увеличивать: «Общество обладает слишком большой цивилизацией, имеет слишком много жизненных средств, располагает слишком большой промышленностью и торговлей».

Кроме этих глупостей добавилось много других. «Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до тех пор считались почётными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наёмных работников».

Эта фраза вызывает смех — настолько она гротескна. Какой «священный ореол» был у брошенного в тюрьму Галилея? Или у Джордано Бруно, которого вообще сожгли заживо (и не реабилитировали до сих пор)? «Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих платных наёмных работников» - а до этого им что, не платили? Что это за чушь? С каких пор во времена индустриализации на учёных, врачей, юристов или поэтов перестали смотреть с благоговейным трепетом? Какие больные идиоты всё это писали?

«Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города, в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни». Вырвал бы кто-нибудь марксизм из идиотизма...

«Буржуазное общество должно было бы давно погибнуть от лености, ибо здесь тот, кто трудится, ничего не приобретает, а тот, кто приобретает, не трудится». Это даже комментировать сложно. То есть владельцы фабрик, которые организуют весь труд, приобретая машины, нанимая рабочих, поставляя ресурсы, следя за состоянием машин, в конце концов, сбывая товар — не трудятся? И у всех поголовно рабочих нет зарплаты?

В общем, «Манифест» — убогая сектантская брошюрка, слепленная из лжи и глупых лозунгов, граничащих с психопатией. Непонятно, как это всё вообще воспринималось всерьёз. Прочитав этот манифест, обычный человек может сходу стать антимарксистом. Перечислять все подобные фразы не имеет никакого смысла. Но вот что поразительно — страна в 250 миллионов человек, запустившая человека в космос, изучала это всё в институтах марксизма-ленинизма. Получается, что вместо идеологии у сверхдержавы была лженаука?

Работы Маркса, написанные им в одиночку, ничем не лучше. Первая его крупная работа по экономике, написанная в 1847 г., — «Нищета философии», которая представляет из себя критику экономической теории П.-Ж. Прудона «Система экономических противоречий, или философия нищеты». В ней, приводя цитату Прудона, Маркс (16, стр. 76) комментирует её так:

«Чем же, собственно, довершается затруднение г-на Прудона? Тем, что он просто-напросто забыл о спросе и о том, что какая-нибудь вещь может быть редкой или изобильной лишь постольку, поскольку на неё существует спрос». Однако если внимательно перечитать цитату Прудона, оказывается, что о спросе он не забыл.

«Те вещи, употребление которых необходимо и количество которых безгранично, не должны цениться ни во что; те же вещи, полезность которых равна нулю, а редкость достигает крайних пределов, должны иметь бесконечно высокую цену».

Слова «Вещи, употребление которых необходимо» как раз и означают спрос. Косвенно Прудон упоминает спрос (17, стр. 209) и в другом месте:

«Я спрашиваю, почему дефицит, а не польза, является синонимом дороговизны».

Слово «дефицит» — это не синоним слова «редкость». Это именно превышение спроса над предложением. Всё сказанное позволяет утверждать, что критика Маркса очень быстро превращается в низкопробное жульничество. Отметим, что хотя учение Прудона полностью ошибочно (хотя и содержит некоторые истины), однако критика Маркса не делается от этого более справедливой. Жульничество становится ещё более карикатурным:

«Представив изобилие как потребительную стоимость и редкость как меновую стоимость, — нет ничего легче, как доказать, что изобилие и редкость находятся в обратном отношении друг к другу, — г-н Прудон отождествляет потребительную стоимость с предложением, а меновую стоимость — со спросом». Со спросом — о котором сам же Прудон и забыл, исходя из самого же Маркса?

Мошенничество Маркса состоит в том, что он имеет в виду то одно, то другое. То у него речь идёт об утверждениях Прудона, то о том, что у Прудона получается при оценке его Марксом.

В другом месте, оценивая экономическое учение Прудона, Маркс говорит о противоречиях между хорошей и плохой стороной разных экономических категорий. Пример, который он при этом приводит (16, стр. 135), настолько глуп и уродлив, что имеет смысл разобрать его весь.

«Подобно машинам, кредиту и т.д. прямое рабство является основой буржуазной промышленности. Без рабства не было бы хлопка; без хлопка немыслима современная промышленность. Рабство придало ценность колониям, колонии создали мировую торговлю, мировая торговля есть необходимое условие крупной промышленности».

Видимо, Маркса просто понесло, потому что вся цитата — полнейший идиотизм. Прямое рабство является основой современной промышленности? А как же тогда современная промышленность без рабства существует в Англии, Франции, Бельгии? Без рабства не было бы хлопка — что это за чушь? Рабство придало ценность колониям — а это что за чушь? Американские колонии, добившиеся независимости от Британии, состояли почти на 100% из свободных колонистов (большинство населения было протестантами). Без хлопка немыслима современная промышленность? Каким образом большая часть современной промышленности, связанная с машинами и не имеющая никакого отношения к хлопку, зависит от хлопка? Колонии создали мировую торговлю? Психбольной Маркс никогда не слышал даже про Великий шёлковый путь?

«Без рабства Северная Америка, страна наиболее быстрого прогресса, превратилась бы в патриархальную страну. Сотрите Северную Америку с карты земного шара, — и вы получите анархию, полный упадок современной торговли и современной цивилизации. Уничтожьте рабство, — и вы сотрёте Америку с карты народов».

Человека, который всё это писал, следовало бы отправить на психиатрическую экспертизу. Без рабства нет Америки, без Америки в мире наступит анархия просто потому, что Англия, Франция, Бельгия и прочие промышленно развитые страны не найдут других внешних рынков для сбыта товаров?

Уже после смерти Маркса в 1885 г. Энгельс написал такое же идиотское примечание, что это, дескать, было в 1847 г. совершенно справедливо. Но оно было несправедливо и для 1847 г., если посмотреть данные С. Леберготта (6, табл. 1):

Год	Работники, тыс. ч.	Свободные, тыс. ч.	Рабы, тыс. ч.	Рабы, %
1800	1900	1370	530	27.8
1810	2330	1590	740	31.8
1820	3135	2185	950	30.3
1830	4200	3020	1180	28.0
1840	5660	4180	1480	26.1
1850	8250	6280	1970	23.8

Доля рабов в США уже начиная с 1820 года никогда не превышала их долю в 1810 году, а к 1850 году составила уже меньше четверти всех рабочих США. Работа Маркса — такое же мошенничество, как и работы Энгельса. После бредней про США смешные цитаты вроде «феодализм тоже имел свой пролетариат» (16, стр. 143) даже не представляют интереса.

А есть ли научная критика марксизма, современная ему? Да, есть. Первая такая книга написана экономистом Бруно Гильдебрандом ещё в 1848 году и называется «Исторический обзор политико-экономических систем». Критика профессора Гильдебранда относится к двум главным ранним сочинениям Энгельса — «Наброски к критике политической экономии» и «Положение рабочего класса в Англии». В первом из них Энгельс так описывает (18, стр. 551) основные положения школы Смита:

«Экономист, оперирующий противоположностями, имеет дело, естественно, и с двоякой стоимостью: абстрактной, или реальной, стоимостью и меновой стоимостью».

Во второй книге опять повторяется (19, стр. 244) ошибочный тезис об обнищании пролетариата: «Ткач большей частью был даже в состоянии кое-что откладывать и арендовать рабочий участок земли, который он обрабатывал в часы досуга, а их у него было сколько угодно, так как он мог ткать когда и сколько ему хотелось... Так рабочие вели растительное и уютное существование, жили честно и спокойно, в мире и почёте, и материальное их положение было значительно лучше положения их потомков; им не приходилось переутомляться, они работали ровно столько, сколько им хотелось, и всё же зарабатывали, что им было нужно...»

Вот что пишет в ответ (20, стр. 104) Гильдебранд:

«Что касается первого пункта, то факты, от которых отправляется Энгельс в своей критике, неверны. Адам Смит не различает действительной или реальной ценности от меновой, а, подобно Аристотелю, различает потребительную ценность от меновой, и указывает вместе с тем на двоякое мерило меновой ценности, и именно: номинальную или рыночную цену каждого предмета, выражаемую обыкновенно в деньгах, и первоначальную, действительную цену предмета, состоящую в количестве труда, получаемого в обмен на каждый предмет».

А вот что пишется (20, стр. 107) о втором сочинении:

«Главные недостатки книги Энгельса заключаются:

1) в несправедливых и в общих исторических и статистических положениях, от которых он отправляется для оценки современного положения дел;

2) в упущении многих существенных фактов и затем в обобщении отдельных случаев, наконец

3) в неверных выводах из фактов.

К неправильным историческим положениям относится прежде всего предположение Энгельса, что материальное благосостояние рабочего класса старейших исторических эпох и других стран выше, чем в Англии, так, напр. Германия, причисляемая им к таким странам, далеко стоит позади Англии в деле развития промышленности».

Причиной же разорения и превращения ремесленников в пролетариат Энгельс определяет (19, стр. 257) фабричную систему и конкуренцию. Однако, как показывает профессор Гильдебранд, дело обстояло (20, стр. 109-111) вовсе не так.

«В несостоятельности выводов Энгельса мы можем еще более убедиться, если возьмём для сравнения такие германские местности, которые до сих еще пор вполне находятся на ступени промышленного развития прошлого столетия, и которые, подобно историческим памятникам древнего времени, служат для нас предметом живого созерцания экономического положения этого времени.

К подобным местностям принадлежит, напр., Кургесская провинция Обергессен. Она вовсе не имеет в себе таких условий, которые принимаются, обыкновенно, за причину нищеты и пролетариата. Она не имеет ни фабрик, ни фабричных работников; ни прядильных, паровых и других машин; ни ремесленной свободы и неограниченного соперничества частных лиц; напротив того, здесь господствует в древней патриархальной форме, вместе с земледелием, старое ремесленное производство, в котором работники и ученики принадлежат к членам семейства своего хозяина... К тому же, здешняя местность вовсе не обижена природою; напротив того, почва её способна ко всякому роду возделывания, и более чем другие местности наделена разными преимуществами... Страна эта не замкнута в таможенных преградах и не отягощена налогами; напротив того, она лежит среди большого Германского таможенного союза, и составляет часть такого государства, которое свободно от долгов и имеет прочно организованные финансовые средства... Наконец, вся эта местность стоит до сих пор на той точке развития, на которой стояла большая часть Европы, в своё прославленное и доброе, старое время.

Марбургский округ, занимающий собой, приблизительно, пространство в 11 квадр. миль и имеющий 2 города, 88 сельских общин и 38 561 жителей (по народоисчислению 1843 года), обладал в период времени от 1842 по 1845 только 4 ремеслами, в которых число подмастерьев превышало число хозяев, платящих подати; в том числе было три плотничьи заведения, требующие, по самой своей природе, особенного скопления рабочих сил. В 7 прочих ремеслах, в которых число работников было относительно самое большое, на 201 человек хозяев, платящих налоги, приходится в городах 113 работников, а на 500 человек хозяев, живущих по деревням, приходится только 37 работников.

Если же взять в соображение то обстоятельство, что ремесленник бывает, обыкновенно, только тогда в состоянии приобрести, или сколотить что-нибудь для себя, и достичь хотя незначительного благосостояния, когда имеет у себя по крайней мере двух подмастерьев и одного ученика, и что напротив того хозяин, работающий без подмастерьев, есть не более, ни менее как особого рода подёнщик; то в означенных выше ремеслах, находящихся в наиболее благопрятных обстоятельствах, все хозяева, обязанные платить подать, являются пролетариями, и нет ничего удивительного, что в 1844 году, с 124 человек хозяев должны были сложить уплату подати.

В других ремеслах, вышеуказанное нами отношение было еще менее благоприятным. В городах, 119 хозяев-сапожников, платящих налог, имели у себя только 48 человек подмастерьев, а 20 хозяев-ткачей имели только 2 подмастерья; в деревнях же, 69 портных работали с 11, а 97 сапожников с 16 подмастерьями; кроме того, 187 ткачей работали совершенно без подмастерьев. Мы вовсе не упоминаем здесь о том значительном числе хозяев-мастеровых, которые были навсегда освобождены от обязанности уплаты ремесленных налогов. Кроме 31 горшечника, самостоятельно занимающихся своим ремеслом, в Марбурге было еще 15 цеховых мастеров, отягощенных семействами, работавших частью как простые подмастерья, частью же до того обедневших, что общественные благотворительные учреждения должны были взять их под своё покровительство. В городах, из числа портных, 19 человек, а из числа сапожников 50 человек совершенно обеднели и потому были освобождены от налога; так что в первом мастерстве, по крайней мере, 62 процента, а во втором более чем 78 процентов, из среды цеховых мастеров, принадлежали к пролетариям. Жилищами сапожников, вообще находившихся в лучшем положении, завладели поставщики кож, которые до тех пор давали свой товар в кредит, пока незначительное имущество сапожников не было продано, и мастера эти, несмотря на все свои цеховые права, сделались бременем благотворительных учреждений».

Каково же сравнение заработной платы немецких ремесленников и английского пролетариата? Профессор приводит (20, стр. 113-114) следующие цифры (в книге они в русских деньгах): подёнщик в деревне — от 54 до 63 руб. сер. в год; городской подёнщик, слуга, дровосек и т.п. вместе с женой — 81 руб. сер.; плотник — 72 руб. сер.; каменщик — 69 р. 81 к. самое большое в год при 11-часовой ежедневной работе; ткач, работающий 12 часов в день и имеющий у себя подмастерье — 88 руб. сер.; сапожник и портной — 91 руб. сер., причём этот доход зачастую гораздо меньше, так как большая часть этих ремесленников не только дням, но и часто по целым неделям остаётся без работы. Английский же моряк получает ежедневно на 3 раза своей еды по 2 фунта говядины, причём имеет ещё паёк и, по крайней мере, еженедельно, получает жалованья 4 р. 50 к. сер., или около 225 руб. серебром в год, если принять количество рабочих недель в году равным 50. Таким образом, заработная плата английских моряков приблизительно в 2-4 раза превышает заработную плату описанных в книге немецких рабочих в Марбурге. Ситуация, однако, может (20, стр. 115) быть и хуже: «В дорогое время, как, напр. зимою с 1846 на 1847 год, нищета достигла здесь такой крайности, что могла бы составить собой эпоху даже в изображении ирландской нищеты... В Шмалкальдене, Шлюхтерне, Фульде и Гюнфельде число нищих составляет две трети населения. В последнем городе административная власть сформировала из нищих нищенские процессии, которые должны были ходить ежедневно, в предписанном порядке и в правильных кортежах, по отдаленным частям города или по близлежащим деревням, для того, чтобы всем вместе собирать милостыню».

То есть утверждение Энгельса о том, что промышленность порождает нищету, попросту ложно. А между тем оно присутствует (5, стр. 329) и в статье «Принципы коммунизма», и это значит, что практически вся ранняя марксистская теория коммунизма построена на лжи.

Сравнение заработной платы в Англии за несколько столетий показывает (20, стр. 118-119), что и главный тезис о её снижении ложен. «Работник зарабатывал в XVII столетии 1.5 четверти пшеницы в 43 дня, а во время двух первых третей прошлого столетия в 32 дня. С наступлением мира, в 1815 году, подённая плата в Англии была 60 к. сер.; с этой же эпохи, если не брать во внимание отдельных торговых кризисов, она возросла, средним числом, до 90 к. сер. Одновременно с этим, ценность жизненных продуктов понижалась в постоянной прогрессии, таким образом, что в последнее десятилетие, с 1835 по 1845 год, цена за 1.5 четверти пшеницы упала до 17 р. 25 к. с. По этому рассчёту английский работник зарабатывал, при низкой подённой плате в 60 к. сер., в 28.75 дня, а при обыкновенной плате, т.е. в 90 к. сер., в 19 дней; выходит, средним числом, менее чем в 24 дня свои 1.5 четверти пшеницы. Таким образом можно положительно принять, что задельная плата в Англии, с половины XVI столетия, возвысилась, средним числом, в два раза».

Другое явление, описанное профессором, — страшное экономическое угнетение простолюдинов хлебными скупщиками. Но оно тоже полностью опровергает (20, стр. 120-121) постулат об ухудшении положения рабочих: «Тогда как в самые голодные года мирного периода нынешнего столетия цены жизненных продуктов никогда не превосходили более, чем в четыре раза самые дешевые до того времени цены, а в Англии даже не более, чем в два раза, мы видим по таблицам, составленным Иаковом и почерпнутым преимущественно из Chronicon pretiosum архиепископа Фливудса, что высшая цена квартера (1,375) в XVI столетии, т.е. до 1557 года превосходила низшую в 10,7 раза, в XV, напротив того, в 16, в XIV — 25 и наконец в XIII столетии — 192». И ведь несмотря на этот жуткий факт, шарлатан Энгельс на полном серьёзе пытался (20, стр. 100, 19, стр. 411) доказать, что положение рабочего в XIX веке хуже, чем положение крепостного сакса в 1145 году (!) Этим, однако, не исчерпываются ошибки в его книге — исследование меновой ценности (покупной способности) денег в Англии и Германии также является (20, стр. 122-125) грубым выборочным представлением фактов:

«К неправильным выводам, сделанным Энгельсом, принадлежит еще представленное им отношение меновой ценности денег в Англии и в Германии. Он утверждает, что в Англии можно купить на 1 р. 44 к. сер. столько, сколько можно купить, в дорогих городах Германии, на 60 к. сер. Конечно, Энгельс упоминает об этом отношении только мимоходом, и именно в том месте, где говорит о доходе, получаемом швеями [19, стр. 435], и хотя он не даёт себе труда сделать подробные исследования по этому предмету, тем не менее выводы его имеют для нас тем большее значение, что на них только и основываются все приводимые им данные дохода, получаемого английским работником.»

«Если мы сравним среднюю цену жизненных продуктов в продолжение последних лет, то увидим, что выводы, представляемые Энгельсом, могут относиться только к высшим классам, которые тратят свои доходы на приобретение самых дорогих предметов в Англии, т.е. на квартиру, прислугу, лошадей, вина и т.д. также на предметы роскоши... Самые дорогие предметы в Англии суть: земля и человеческий труд; вследствие чего квартира, прислуга, сверх того, произведения сапожного, портняжного и других мастерств составляют собою небольшую часть (самое большее 20 процентов) расхода рабочего класса. Тем не менее, дорогая цена этих предметов уравновешивается дешевизной горючего материала, соли, чая, материй для одежды и низкого сорта морской рыбы. В то время, как наёмная плата за квартиру в Англии превышает, средним числом, в 2 или в 3 раза плату за квартиры в Германии, горючий материал дешевле в Англии по крайней мере в три раза. В то время, как приготовление одежды и башмаков, в Англии, почти вдвое дороже, материя для платья почти вдвое дешевле, чай от шести до четырёх раз дешевле, а соль, в большей части местностей Англии, в девять и шесть раз дешевле, чем в Германии.» Дальнейшее сравнение состоит в ценах на хлеб и мясо, но, хотя они и дороже в Англии, чем в Германии, вывод Энгельса ошибочен. Подтасовки, однако, на этом (20, стр. 126-128) не заканчиваются.

«На основании ценности денег в Англии и Германии, можно вывести меновую ценность задельной платы в обеих странах. Тут снова в сочинении Энгельса мы встречаем большую ошибку. Писатель этот взял, из приведённых им отношений задельной платы в Англии, только то, что нужно было для его идеи, и эти отдельные и оторванные от действительности факты обобщил в одну ложную картину.

Мы не будем упрекать Энгельса в том, что он упоминает только об одних фабричных, горных и земледельческих работниках, оставляя без всякого внимания три огромные класса, составляющие собой, по численности, почти четвертую часть всего английского населения, и именно: ремесленников или мастеровых, матросов и слуг, которые, по положению своему, могли бы составить одну из светлых сторон общей картины жизни рабочих классов Англии. Но мы должны обвинить Энгельса за одностороннее изображение даже избранного им класса работников... Данные, приведённые им для вывода задельной платы, относятся к отдельным родам рабочих и вообще почерпнуты из документов 1842 и 1843 годов; значит относятся к эпохе торгового кризиса. Таким образом выходит, что всё это есть не что иное, как изображение исключительного положения вещей».

Вот как выглядит сравнение рабочих (20, стр. 129-130): «Сюда принадлежат напр. сторожа при железных дорогах, число которых хотя в настоящее время и довольно значительно в обеих странах, и ежедневно ещё более возрастает. В Германии, по сведениям, собранным Реденом, сторож при железной дороге получает ежегодно от 100 р. 40 к. до 132 р. 48 к. сер. и сверх того квартиру; впрочем, из этого жалованья вычитается на многих дорогах около 20 р. 25 к. сер. на обмундирование, которое обыкновенно снабжается владельцем дороги. В Англии, напротив того, по сведениям, лично собранным мною на месте, годовое жалованье сторожа при железной дороге простирается до 312 р. сер. и сверх того он получает обмундирование и даже квартиру; значит, жалованье в три раза больше, чем в Германии.

Положение мастеровых в Англии ещё более благоприятно. Самая низшая недельная плата, получаемая ремесленником, которую мне случалось только встречать в 1846 году в Англии и в Шотландии, и которая относится к мастерствам, занимающимся постройками, была 5 р. 75 к. сер., тогда как в средней величины городах Германии, как напр. в Касселе и в Ганау, она едва доходит до 1 р. 84 к. сер. Величина этой платы, завися от количества работников, или от рода работы, доходит нередко в Англии до 12 р. 88 к. сер. Так напр. закройщик, в магазине для платья, или у некоторых богатых портных в Лондоне, получает, еженедельно, от 18 р. до 24 р. сер. жалованья. Таким образом мы видим, что во всех мастерствах, которые еще ведутся на основании ремесленного порядка, плата английским подмастерьям превышает больше, чем в три раза низкую плату в Германии. Всё предыдущее относится также к плате, получаемой мужскою прислугою, т.е. лакеями, кучерами и т.д., которые имеют жалованья, вместе с пищею и с платьем, от 120 до 300 р. с. в год. Женская прислуга находится в Англии в худшем положении, тем не менее плата, получаемая ею, средним числом, в два раза более платы в Германии. ...Общий вывод, сделанный мною из многих и довольно обширных исследований, внушает мне убеждение, что можно принять для Англии, в продолжение трёх последних лет (1845-1848), среднюю подённую плату за обыкновенную работу в 96 к. сер., а годовую в 276 р. сер. В Германии же, напротив того, она едва достигает 92 р. сер. в год; таким образом, при вышеуказанных нами отношениях меновой ценности денег в обеих странах, английский работник имеет вдвое большее удовлетворение своих потребностей, чем германский работник».

В дальнейшем у Энгельса встречаются такие грубые манипуляции статистикой, что сдержанному профессору Гильдебранду становится трудно о них умалчивать. Это касается (20, стр. 132-140) развращения нравов. «Материальная нищета и упадок нравственности составляют, по словам Энгельса, два страшныя последствия современной промышленности. Мы опровергли уже приведенныя им доказательства относительно первого явления, и теперь нам остаётся только исследовать его доводы, относительно второго; при этом для нас сделается еще более очевидным, до какой степени злоупотребляет писатель этот статистическими фактами и как неверны и односторонни его выводы».

Статистика преступлений (19, стр. 362) в книге Энгельса:

Год	Число преступлений
1805	4605
1810	5146
1815	7898
1820	13710
1825	14437
1830	18107
1835	20137
1840	27187
1841	27760
1842	31309

Комментарий (20, стр. 133): «При первом взгляде, цифры эти весьма страшны, и всякий, кто хотя немного сочувствует нравственному совершенствованию человечества, получает непреодолимое влечение проклясть цивилизацию, породившую такую ужасную безнравственность. Но если мы размыслим, что Энгельс не обращает должного внимания ни на важные улучшения полиции, более и более вводимыя в Англии, с восстановлением мира после наполеоновских войн, и способствовавшия к открытию большого числа преступлений; ни на постепенные успехи статистических исследований, ни на свободу переселения в Англию, сделавшуюся, с уничтожением запрещений выселения на континент, любимым убежищем преступников и бродяг всех наций, — то нельзя не обвинить Энгельса за его способ исчисления преступлений; он включает в свои рассчёты военные годы, которые резко отличаются от последующих годов мирного периода, и, кроме того, самые его выводы, относительно упадка нравственности в мирном периоде, могут быть, по меньшей мере, подвержены сомнению. Если мы припомним, что год, которым Энгельс заключает свою таблицу преступлений, совпадает с самым знаменательным торговым кризисом Великобритании, и если мы продолжим исчисления на последующие года, по официальным уголовным таблицам, то найдём:

1843	29591
1844	26542
1845	24303
1846	25107

При этом мы убедимся, что последний год, приведённый Энгельсом, был исключительным годом, и что не только с этого времени число лиц, призванных к суду за совершение преступлений, значительно уменьшилось, но что число это в последние три года было гораздо меньше той цифры, которая представлялась в продолжение двух лет до периода кризиса».

Здесь можно предположить, что у Энгельса просто не было данных — источник профессора датируется (20, стр. 134) 1846 годом, а книга Энгельса завершена в 1845 году. Однако это предположение неверно, если выяснить, откуда взял (19, стр. 362) данные сам Энгельс:

«Из публикуемых ежегодно «таблиц преступности»...»

Книга Энгельса написана (19, стр. 231) в сентябре 1844 г. — марте 1845 года. Также на стр. 363 он приводит номер английской газеты за октябрь 1844 года. То есть данные за 1843 и 1844 года у него были. А это значит, что Энгельс сознательно умолчал правду, которая противоречила его теории.

Кроме того, оказывается, что численность населения Англии росла быстрее, чем число преступлений, а это значит, что количество преступлений на постоянное число людей уменьшалось (20, стр. 134). Дальнейшее выборочное представление фактов Энгельсом в его книге становится (20, стр. 138) уже совершенно гротескным, когда он доказывает, что мужской взрослый труд изгнан с фабрик.

«Мы обязаны раньше всего восстановить фактическую истину, вследствие того, что Энгельс не только сделал ложные заключения, но и сообщил нам столь ложные факты, что всякий, кто хоть несколько основательно занимался английскою статистикою, едва может поверить своим глазам. На каком основании, при столь важных исследованиях, Энгельс не держался официальных сведений, всегда правдивых в Англии, о которых до сих пор он так охотно упоминал, и которые могли бы дать ему наиполнейшее объяснение этого предмета? Зачем именно здесь обратился он к парламентской речи и к тому случайному обстоятельству, что цифры, приведённыя в записке оратора, не встретили себе никакого опровержения?

В то время, как Энгельс упрекает среднее сословие Англии в ложных показаниях и в умолчаниях, сам он определяет общее число фабричных работников в 419 560 человек, тогда как по официальным сведениям народной ревизии 1841 года, в одном ткацком промысле состояло в работе 800 246 человек. Число работниц увеличено им более чем наполовину; но так как в указанной нами отрасли промышленности, в которой по преимуществу работают женщины, число работников доходит до 453 381 человека, между коими 20-летнего возраста и старше 344 121 человек, то выходит, что взрослые работники составляют собой не 23, а 43 процента в общем числе работников Англии. На бумажно-прядильных фабриках число работниц, показанное Энгельсом, составляет 56.25% общей цифры работников Англии, по официальным же данным, он составляет только 47%, в шерстяном промысле показано им 69.5%, а на самом деле онно равняется только 29.8%, на шёлковых фабриках показано 70.5% , на самом же деле только 50.7%, и наконец на льняном промысле показано им 70.5%, на самом же деле 40.9%. И так мы видим, какую громадную разницу представляют собой данные Энгельса с действительностью».

В конце концов, следует проверить тезис об увеличении численности пролетариата. Профессор Гильдебранд приводит (20, стр. 127) следующие цифры. Число ремесленников в 1831 году вместе с членами их семей было, согласно ревизии, 2 730 100 человек или 16.5% населения страны. В то самое время общее население британских фабрик — 2 400 000 человек, или 14.5%. Число домашней прислуги в 1831 году — 789 838, в 1841 году — 1168354 человека или 6.2%. В горном промысле и на каменоломнях в 1831 году вместе с семьями — 600 000 (3.6%), 1841 год — 761 868 (4.1%). Матросов в 1841 году вместе с семьями — около 300 000 (1.6%). Однако численность фабричных рабочих в 1841 году (20, стр. 151) в Англии и Уэльсе при населении в 15 309 090 человек составила... всего лишь 5.4% (829 564 человека).

Здесь нужно уточнить эту цифру. Дело в том, что в переводе на той же странице есть такой текст: «Кроме лиц, занимающихся в настоящее время сельским хозяйством, нужно было бы еще 2 374 480 человек, или почти третью часть общего числа фабричных рабочих Англии». Выходит, что общее число фабричных рабочих — около 7 миллионов? В оригинале (21, стр. 195) сказано так: «...auber den gegenwärtig in der Landwirtschaft tatigen Personnen noch 2 374 480 Kopfe oder noch beinahe das dreifache sämtlicher Fabrikarbeiter Englands», т.е. «кроме тех, кто в данный момент занимается сельским хозяйством, нужно ещё 2,3 млн человек, или почти втрое больше, чем количество всех фабричных рабочих Англии».

Это значит, что доля фабричных рабочих в 1841 году была именно 5.4%, что серьёзно меньше доли 1831 года. Это значит, что тезис о росте пролетарата ошибочен. Причём в книге Энгельса он становится уже совершенно гротескным (19, стр. 515): «С непрестанным разорением мелкой буржуазии, с развивающейся в гигантских размерах централизацией капитала в руках немногих, пролетариат будет возрастать в геометрической прогрессии и скоро составит всю нацию, за исключением немногих миллионеров». Напоминает прогноз журналиста, согласно которому Лондон в конце XIX века будет завален конским навозом. Если брать критерий академика В. Гинзбурга: «Лженаука — это всякие построения, научные гипотезы и т.д., которые противоречат твёрдо установленным научным фактам», то весь ранний марксизм — откровенная лженаука.

Есть и более слабый критерий академика П. Капицы, звучащий так: «Ошибки не есть ещё лженаука. Лженаука — это непризнание ошибок». Однако и согласно этому критерию, марксизм — лженаука, потому что о книге Энгельса, уже 15 лет как опровергнутой, Маркс отозвался (22, стр. 280) так: «Что касается главного в твоей книге, то всё это до мельчайших подробностей подтвердилось дальнейшим развитием после 1844 года».

Таким образом, уже в 1848 году вся марксистская лженаука была полностью разбита.

Михаил Волков

Список литературы

1. Н.Н. Софинский, К.М. Темирбаев и др. Советский Союз. Издательство «Высшая школа», Москва, 1971.

2. Даты жизни и деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса. Соч., 2-е издание, т. 2.

3. Ф. Энгельс. Описание возникших в новейшее время и ещё существующих коммунистических колоний. Соч., 2-е издание, т. 42.

4. G.D.H. Cole. The Life of Robert Owen. Macmillan and Co., Ltd, 1930.

5. Ф. Энгельс. Принципы коммунизма. Соч., 2-е издание, т. 4.

6. S. Lebergott. Labor Force and Employment, 1800-1960. National Bureau of Economic Research, 1966.

7. Population of the United States from 1610 to 2020. www.statista.com.

8. R. Gallman. Gross National Product in the United States, 1834-1909. National Bureau of Economic Research, 1966.

9. Даты жизни и деятельности Ф. Энгельса. Соч., 2-е издание, т. 1.

10. Ivan T. Berend. An Economic History of Nineteenth-Century Europe. Diversity and Industrialization. Cambridge University Press, 2013.

11. N. Gallois. Crises: An Analysis by the 19th-Century French Economists. L'Economie Politique, Volume 55, Issue 3, 2012.

12. F. Capie. British Financial Crises in the Nineteenth and Twentieth Centuries. CASS Business School, City University, London, 2011.

13. Л. Мендельсон. Теория и история экономических кризисов и циклов. Т.1.

14. Ф. Энгельс. Быстрые успехи коммунизма в Германии. Соч., 2-е издание, т. 2.

15. К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест коммунистической партии. Соч., 2-е издание, т.4.

16. К. Маркс. Нищета философии. Соч., 2-е издание, т.4.

17. П.-Ж. Прудон. Система экономических противоречий, или философия нищеты. Том 1. Харьков, «Фолио», 2021.

18. Ф. Энгельс. Наброски к критике политической экономии. Соч., 2-е издание, т.1.

19. Ф. Энгельс. Положение рабочего класса в Англии. Соч., 2-е издание, т. 2.

20. Б. Гильдебранд. Историческое обозрение политико-экономических систем. Санкт-Петербург, издание типографии В. Безобразова и Комп., 1861.

21. B. Hildebrand. Nationalokonomie und andere Schriften. Jena Verlag von Gustav Fischer, 1922. https://archive.org/details/dienationalkon01hilduoft/mode/2up

22. К. Маркс, Ф. Энгельс. Письма. Соч., 2-е издание, т. 30.