Улицы имени мужеложца, взяточника и стукача

"Министр культуры Владимир Мединский предложил московским властям переименовать улицы столицы, носящие названия "террористов-революционеров".
В.Мединский напомнил, что председатель Палестинского общества, великий князь Сергей Александрович Романов, а также его жена, "одна из самых почитаемых святых", были убиты революционерами. По его словам, улицы Москвы носят имена этих "террористов" и их сподвижников, а улицы С.Романова в городе нет. "

О как.А я как раз диссертацию пишу по этой теме. Надо ответить господину Мединскому.

Ну что ж,пожалуй некоторые улицы переименовать бы надо конечно. Только вот начать стоит не с того конца.
(На всякий случай: в московском Южном Бутово есть улица одного террориста, еще недавно воевавшего против российской армии вместе с Басаевым и Хаттабом и призывавшего к джихаду против русских свиней, потом из тактических соображений перекрасившегося и чуть позже взорванного кем то на стадионе в праздник 9 мая. Если уважаемый господин министр не догадается, еще подсказка: сын этого террориста когда то служил шофером у Басаева, а сейчас стал президентом республики. Почему бы не начать переименования с этой улицы?)

А если назвать какую нибудь улицу именем С.Романова, то следуя исторической правде (вы же о ней печетесь, господин министр?), ее следует сделать официальным местом проведения гей-парадов и тусовок коррумпированных чиновников (ибо великий князь не чурался мужеложства и взяточничества).
Улицу имени великой княгини соответственно - местом встречи стукачей и провокаторов (так как визит великой княгини в тюрьму к Каляеву был организован Департаментом полиции и использован им в своих целях).

Я уже неоднократно писал об убийстве великого князя Сергея Александровича. Подборку отзывов москвичей на убийство великого князя 4 февраля 1905 года из фонда московского охранного отделения ГАРФ:

В делах Московского охранного отделения сохранились отзывы на убийство великого князя Сергея Александровича, услышанные днем 4 февраля 1905 года в самых разных местах Москвы, из уст представителей самых разных социальных слоев.

Мещанка Е.К. Сиволапова: «Давно пора, так как из-за него пострадали на Ходынке, это так не окончится, еще будет <…> князь обобрал Красный Крест, кутил в Яру, и как сапожник, ничего не понимает». Мещанин Д.Н.Николаев: «Если бы его не убил этот неизвестный мужчина, то его убил бы я».
Группа студентов, шедшая по Кузнецкому мосту и услышавшая взрыв в Кремле: «Ну, этот готов!». Другая группа студентов: «Удача! Как нельзя лучше!». Еще отзыв из студенческой среды: «Убили великого князя Сергея Александровича, но его еще мало, будут еще убийства, убьют вдовствующую императрицу и вообще весь дом Романовых».
Крестьянин П.Ф.Ушаков – крестьянину Калимуллину: «Ты дурак, о чем ты плачешь, что его убили? Ему сукину сыну давно было надо быть убитым!». Крестьянин И.В.Бояркин: «Мало убили Сергея Александровича, мы всех их перебьем».
Разговор двух неизвестных на бульваре: «И Николая, и Алексея, всех перебить надо, как Сергея».
Ссыльный, нелегально вернувшийся в Москву и случайно задержанный на улице: «Убили великого князя, убьют и государя, перебьют и всю поли-цию».
Горничная А.Маркова, узнав о гибели великого князя: «Теперь я могу угостить вас мадерой, за то, что дело, обещанное нам, сбылось», несколько раз смеялась по этому поводу и высказывала надежду, что «скоро всех перебьют».
Офицер и чиновник при встрече: «Слава богу, Сережку убили!» и поздравляли друг друга.
Потомственный дворянин А.А.Зыбин по телефону «торжествующе говорил, что так его великого князя и надо, и что нужно еще [убить] его друга».
Дворянин В.М. Саблин: «Слава богу, радость: Сережку убили <…>жалеть нечего, этого мало: еще нужно убить Трепова, Булыгина, Владимира и наконец дойдет до Николки». (К этому времени В.М. Саблин уже успел побывать на Сенатской площади и принести оттуда шнурок и щепки от кареты великого князя.)
К присяжному поверенному Кроткову «пришел студент, который закричал: «Свое дело сделали!», после чего жена Кроткова принесла бутылку шапманского, начали все ее пить и кричать «Ура!», причем весь день прошел в кутеже».

Карикатура на тему убийства великого князя:

-Кого, батюшка, убили?
-Проходи, проходи. Кого надо, того и убили!

Но во всем конечно виноват приехавший из Швейцарии Ленин и большевики обманувшие русский народ, искренне любивший царственных особ.

У того же автора в журнале карикатура 1906 года "Пасхальный сон".

Автор как  в воду глядел.

Собственно, данные выдержки из полицейских отчетов и подобные карикатуры, наглядно показывают, насколько глубоко уходили корни 1917 года. И это тоже Россия, которую мы потеряли. Все знают, что практика взятия заложников из числа гражданского населения (которую якобы впервые применили большевики во время гражданской войны 1917-1922 годов) широко использовалась царскими войсками при подавлении крестьянских восстаний 1905-1907 годов?

Так что учите лучше историю, господин министр, и не смешите больше людей.
И к вопросу об отношении москвичей к убийству великого князя выкладываю под катом еще один небольшой отрывок из диссертации...

Многие московские газеты писали об исполнителе покушения на великого князя с едва скрываемой симпатией: авторами статей широко использовались такие обороты, как «стройный молодой человек», «интеллигентное лицо», «берите меня, я не убегу, свое дело сделал» и другие подобные положительные характеристики и выражения.
Начальник московской сыскной полиции Лебедев уже 7 февраля 1905 года направил рапорт московскому градоначальнику Е.Н. Волкову, в котором указал на «возмутительный тон ежедневных репортерских заметок», на недопустимость романтизации и героизации террористов, на то, что статьи, написанные в таком духе, вызывают в неокрепших умах вирус подражания и кроме того, сводят на нет усилия розыска. Предлагалось запретить любые публикации об этом деле, и положительная резолюция Е.Н.Волкова была получена. (Впрочем, это не помешало газетам спустя несколько дней написать о визите великой княгини Елизаветы Федоровны в тюрьму к убийце своего мужа). Однако газетчики не растерялись и находили альтернативные способы выражения своего истинного отношения к убийству великого князя."

"Стоит отметить, что убийство великого князя Сергея Александровича стало, пожалуй, первым (а возможно и единственным) политическим убийством, которое дало толчок появлению массы карикатур, анекдотов и острот.
По свидетельству очевидцев, собравшиеся на Сенатской площади люди не расходились и даже не снимали шапок, несмотря на мольбы великой княгини. Сохранились и некоторые реплики, которыми перебрасывались присутствующие: «Молодцы, ребята, никого стороннего даже и не оцарапали, чего зря людей губить». Какой – то женщине, подбиравшей оторванный палец, кто – то сказал: «Чего берешь, чай не мощи!». Один из присутствующих пнул ногой студенистый комок со словами «Братцы, а говорили, у него мозгов нет!».
Отмечалось также, что «многие из присутствующих не могли скрывать своего восторга, у многих вырывались замечания радости и удовлетворенности», а в Москве после убийства великого князя царило чуть ли не праздничное настроение, и «лишь в отдельных случаях слышалось озлобление и негодование, но это исходило из самой темной и некультурной среды».

Получила широкое распространение шутка о том, что великому князю наконец пришлось пораскинуть мозгами, причем звучала она даже в профессорских домах. В сатирических журналах публиковались тематические карикатуры (см. приложение), а в одном из них появилось стихотворение «Кучер Его Превосходительства»:

«Удручен былым примером
Кучер важного лица
Обращается к эсерам
И стучится в их сердца:

«Досточтимые эсеры!
Пью за ваше торжество
Но молю: примите меры
Для спасенья моего.

Я исполнен беспокойства
За грядущий мой удел.
Нет ли бомб такого свойства,
Чтоб остался кучер цел?»

О том, что визит великой княгини в тюрьмы был провокацией охранки:

Эволюцию легенды о визите великой княгини в тюрьму к убийце своего мужа проследить нетрудно.
Сразу же после убийства великого князя в Москву выехал прокурор Сената Е.Б. Васильев, который ежедневно передавал в Петербург сведения о том, как продвигается расследование. Сведения передавались, как правило, по телефону непосредственно министру юстиции С.С. Манухину, а в особо важных случаях — телеграммой (в частности, о визите Елизаветы Федоровны в тюрьму также сначала было сообщено телеграммой). Полученную информацию министр юстиции в свою очередь в оформлял в виде докладов и предоставлял Николаю II.
Эти самые сведения (в деле имеются черновики и чистовые доклады) содержат очень интересную информацию по поводу обстоятельств визита великой княгини в тюрьму. Еще более интересны метаморфозы, которые претерпевала эта информация на пути от телеграфа к чистовику доклада.
Так, например, в шифрованной телеграмме, датированной 8 февраля 1905 года (рядом с датой стоят цифры 5/56, возможно, это время передачи телеграммы - 5 часов 56 минут утра), в которой сообщается о состоявшемся накануне визите великой княгини в тюрьму, информация изложена так:

«Свидание великой княгини с убийцей состоялось седьмого февраля в 8 часов вечера в канцелярии Пятницкой части, куда он был доставлен из Якиманского арестного дома с жандармами.Великая Княгиня вошла в сопровождении Градоначальника в канцелярию,где сидел обвиняемый под наблюдением ротмистра Фуллона. На вопрос кто она, Великая Княгиня ответила «я жена того, кого Вы убили, скажите за что Вы его убили»; обвиняемый встал, произнося «про то знают те, которые поручили мне это исполнить.» После этого Великая Княгиня милостиво обратилась к нему со словами «зная доброе сердце покойного, я прощаю Вас» и благословила убийцу. Затем просила Градоначальника и офицера удалиться и осталась наедине с преступником минут двадцать. После свидания он высказал сопровождавшему офицеру, что «Великая Княгиня добрая, а вы все злые».

В сведениях, которые в 4 часа 30 минут дня Е.Б. Васильев передавал по телефону, в этом сюжете появляются новые занимательные подробности:

«Ее Высочество изволила обратиться к нему с нижеследующим и словами: «Удивляюсь вашему поступку. Он был доброго сердца человек, никому зла не сделал и исполнял свой долг». На это злоумышленник ответил: «я исполнил свое поручение, которое является результатом существующего режима»; затем послышался плач преступника. Великая Княгиня видимо тронута поведением преступника и предполагает просить о снисхождении».

В чистовике доклада, который в итоге был представлен Николаю II, эта история обросла новыми деталями:

«На это злоумышленник поднявшись со стула ответил : «про то знают те, которые поручили мне это сделать, я исполнил свое поручение, это результат существующего режима». Тогда Ее Императорское Высочество изволила милостиво сказать: «Зная доброе сердце Покойного, Я прощаю вас» и благословила убийцу, а засим попросила Градоначальника и окружающих удалиться и оставалась наедине преступником около 20 минут, причем слышался плач злоумышленника».
То есть мы видим, что на каждом этапе история обрастает все новыми и новыми деталями и подробностями, которых и следа не было в первоначальном сообщении, и даже вторая и третья версия события очень отличаются друг от друга. В итоге из чистовика доклада исчезает вопрос «за что вы его убили?», так как видимо Каляев ответил на него что то совсем неудобное, зато появляется «удивление вашему поступку»,(действительно, ума не приложить, за что же было убивать великого князя?) и намерение просить о снисхождениии, и даже «плач преступника», причем в изначальном варианте преступник расплакался, едва выговорив первую же фразу, а в скорректированном для убедительности чистовом варианте он плакал, разговаривая наедине с великой княгиней за закрытыми дверями.

Разумеется, документальных подтверждений того, что эта встреча и все ей сопутствовавшее было полицейской провокацией, скорее всего нет и не предвидится: если и давались какие то распоряжения, то на словах. Однако на это есть множество косвенных указаний.
В частности, не вызывает сомнений тот факт, что визит великой княгини в тюрьму не являлся спонтанным порывом, а был заранее спланирован и организован: сообщение о предстоящей встрече с грифом «секретно», отправленое министру юстиции С.С. Манухину сенатором Е.Б. Васильевым, датировано 6 февраля. Уже тогда Е.Б.Васильеву было известно о том, что великая княгиня будет просить о смягчении участи арестованного, и что самое интересное - Е.Б. Васильев упомянул, что сведения о предстоящем визите получены им от директора Департамента Полиции.
По всей видимости, действительно директор Департамент Полиции А.А. Лопухин, находившийся в то время в Москве, являлся организатором этой встречи, и имеется свидетельство, что он же сам и разгласил всю эту историю.
Это представляется очень вероятным, и неудивительно, что об этом в своих мемуарах и дневниках не упомянули ни великие князья, ни П. Г. Курлов, ни адьютант великого князя Джунковский (который дипломатично написал, что за помощью в организации встречи с арестованным великая княгиня обратилась к московскому градоначальнику).
Даже если допустить, что великая княгиня обращалась к А.А. Лопухину не напрямую, а через градоначальника Е.Н. Волкова, сам факт участия директора Департамента Полиции в организации какого либо мероприятия заведомо попахивает провокацией. Многочисленные авторы, которые трактуют визит великой княгини в тюрьму как проявление христианского милосердия, упорно не замечают этого факта."

"Великая княгиня Елизавета Федоровна находилась, как нарочно, в Кремле, где она устраивала склад Красного Креста для Маньчжурской армии. Услышав потрясающий грохот взрыва, она прибежала так, как была, без шляпы, и упала на тело своего мужа, голова и руки которого лежали, оторванные, посреди обломков кареты. Потом, вернувшись в великокняжеский дворец, она погрузилась в горячую молитву.
В продолжение пяти дней, протекших до погребения, она не переставала молиться. Эта долгая молитва внушила ей странный поступок. Накануне похорон она вызвала градоначальника и велела ему немедленно повезти себя в Таганскую тюрьму, где содержался Каляев в ожидании военного суда.

Когда ее ввели в камеру убийцы, она спросила его: «Зачем вы убили моего мужа? Зачем вы отяготили вашу совесть ужасным преступлением?» Заключенный, встретивший ее сначала подозрительным, озлобленным взглядом, заметил, что она говорит с ним кротко и называет убитого не «великий князь», но «мой муж». «Я убил Сергея Александровича, — ответил он, — потому что он был орудием тирании и притеснителем рабочих. А я — мститель за народ, как социалист и революционер». Она возразила с тою же кротостью: «Вы ошибаетесь. Мой муж любил народ и думал только об его благе. Поэтому ваше преступление не имеет оправдания. Не слушайтесь вашей гордости, и покайтесь. Если вы вступите на путь покаяния, я умолю государя даровать вам жизнь и буду молиться Богу, чтобы Он вас простил так же, как я сама уже вас простила». Столь же растроганный, сколь удивленный такой речью, он имел силу сказать ей: «Нет, я не раскаиваюсь. Я должен умереть за свое дело — и я умру». — «Если так, раз вы отнимаете у меня всякую возможность спасти вам жизнь, если вы несомненно скоро предстанете перед Богом, сделайте так, чтобы я могла, по крайней мере, спасти вашу душу. Вот Евангелие: обещайте мне внимательно читать его до вашего смертного часа». Он отрицательно покачал головой; потом ответил: «Я буду читать Евангелие, если вы мне обещаете, в свою очередь, прочесть вот эти записки о моей жизни, которые я заканчиваю: они заставят вас понять, почему я убил Сергея Александровича». — «Нет, я не буду читать ваших записок… Мне остается только помолиться за вас». Она вышла из камеры, оставив Евангелие на столе.
Несмотря на неудачу, она написала императору, чтобы заранее получить помилование убийце. Но почти в то же время все общество узнало об ее посещении Таганской тюрьмы. Ходили самые странные, самые романтические рассказы: все утверждали, что Каляев согласен просить о помиловании.
Несколько дней спустя, она получила от заключенного письмо приблизительно такого содержания: «Вы злоупотребили моим положением. Я не выказывал вам никакого раскаяния, потому что я его не чувствую. Если я согласился вас выслушать, то это потому только, что я в вас увидел несчастную вдову убитого мною человека. Я сжалился над вашим горем, и больше ничего. Объяснение, которое дают нашему свиданию, меня бесчестит. Я не хочу помилования, о котором вы хлопочете для меня»…
Процесс его шел своим чередом. Следствие очень затянулось из-за напрасных розысков сообщников, из которых главным был Борис Савинков. В мае месяце Каляев был приговорен к смерти.
На другой день министр юстиции Манухин, делая доклад государю, спросил его, желает ли он смягчить приговор Каляеву, как его о том просила великая княгиня Елизавета Федоровна. Николай II промолчал, потом спросил небрежным тоном: «У вас больше ничего нет к докладу, Сергей Сергеевич?»… и отпустил его. Но затем тотчас же призвал директора департамента полиции Коваленского и дал ему секретное приказание.
Каляев был тогда переведен из Москвы в Шлиссельбургскую крепость, знаменитую государственную тюрьму. 23 мая, в 11 часов вечера, в камеру осужденного вошел главный военный прокурор Федоров, ведший следствие по его делу; он был еще по университету знаком с Каляевым. «Я уполномочен вам передать, — сказал он, — что если вы попросите о помиловании, его величество соизволит вам даровать его». Каляев ответил со спокойною твердостью: «Нет, я хочу умереть за свое дело». Федоров изо всех сил настаивал, в очень возвышенном и человечном тоне; Каляев плакал, но не сдавался. Наконец он сказал: «Если вы проявляете ко мне столько участия, позвольте мне написать моей матери». — «Хорошо!., напишите ей. Я немедленно доставлю ваше письмо». Когда заключенный кончил писать, Федоров сделал последнее усилие, чтобы убедить его. Собрав все свои силы, но сохраняя полное спокойствие, Каляев торжественно заявил: «Я хочу и должен умереть. Моя смерть будет еще полезнее для моего дела, чем смерть Сергея Александровича». Прокурор понял, что он никогда не сможет сломить этой неукротимой воли; он вышел из камеры и приказал исполнить приговор.
Каляева в час ночи вывели на двор крепости. Он послушно подошел к виселице и, не произнеся ни слова, дал накинуть веревку себе на шею.
После этой мрачной трагедии, Елизавета Федоровна решила, что светская жизнь для нее кончена. Отныне ее занимали исключительно дела религии. Она всецело отдалась подвигам аскетизма и благочестия, покаяния и милосердия." Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. — М.: Междунар. отношения, 1991.С.119–121

Ринат Закиров