Вы здесь

Русский металл. Часть 2

Главные вкладки

Сообщение об ошибке

  • Deprecated function: Required parameter $node follows optional parameter $terms в функции include_once() (строка 1439 в файле /home/rusproj1/public_html/includes/bootstrap.inc).
  • Deprecated function: Required parameter $node follows optional parameter $args в функции include_once() (строка 1439 в файле /home/rusproj1/public_html/includes/bootstrap.inc).
Аватар пользователя Филин

 

Плавильные печи завода «Азовсталь», 1966 год. Фото: РИА Новости

Плавильные печи завода «Азовсталь», 1966 год. Фото: РИА Новости

Как Донбасс превратился в центр российской металлургии

Первая часть публикации была посвящена хроническому дефициту металлов в Киевской и Московской Руси. Во второй части мы расскажем о том, как в XVIII  веке наша страна, благодаря заводам Урала, стала крупнейшим в мире производителем металлов. Именно эта мощная металлургическая база явилась основой всех успехов Российской империи от Петра I до наполеоновских войн. Но к середине XIX века Россия проиграла технологическую революцию в металлургии, что предопределило её поражение в Крымской войне и потерю Аляски. До 1917 года страна так и не смогла преодолеть это отставание.

Железо Урала

Долгое время освоению Урала препятствовала его отдалённость от основных городов и малочисленность русского населения. Первую качественную руду на Урале нашли ещё в 1628 году, когда «гулящий человек» Тимофей Дурницын и кузнец Невьянского острога Богдан Колмогор на берегу реки Ницы (территория современной Свердловской области) обнаружили металлические «жилы».

Образцы руды направили «на испытание» в Москву, где сразу оценили качество уральского железа. По указу царя из Тобольска на берега Ницы был прислан «боярский сын» Иван Шульгин, начавший строительство металлургического завода. Уже в 1630 году на Урале получили первые 63 пуда чистого железа. Из них изготовили 20 пищалей, 2 якоря и гвозди. Так возник прародитель всей уральской промышленности.

Однако до конца XVII столетия Урал всё ещё оставался слишком отдалённым и малонаселённым регионом. Только в самом конце этого века, в 1696 году Пётр I распорядился начать регулярные геологические изыскания уральской руды — «где именно имеется лучший камень магнит и добрая железная руда».

Уже в 1700 году на берегах реки Нейвы (исток уже упомянутой реки Ницы) был построен Невьянский доменный и железоделательный завод. В следующем году был построен аналогичный завод на месте современного города Каменск-Уральский. В 1704 году в 150 верстах севернее возникает казённый металлургический завод в Алапаевске.

В 1723 году построили Екатеринбургский казенный завод, который положил начало формированию будущего промышленного центра Урала, города Екатеринбурга. На заводе в том году действовали две домны, производившие в год 88 тысяч пудов чугуна, и литейные мастерские, дававшие в год 32 тысячи пудов железа — то есть всего один Уральский завод производил железа столько же, сколько производила вся Россия век назад, накануне «Смутного времени». Всего на Екатеринбургском заводе в конце царствования Петра I трудилось 318 рабочих,` из которых 113 были заняты непосредственно на производстве, остальные — на вспомогательных работах.

Невьянский завод, 1935 год

Урал оказался идеальным местом для металлургической базы. К началу XVIII века он был уже достаточно заселён, чтобы обеспечить рабочей силой новые заводы. Уральские горы содержали достаточно близкие к поверхности, богатые залежи качественных руд — железных, медных и серебряных. Многочисленные полноводные реки позволяли относительно просто использовать в качестве движущей силы воду — это требовалось прежде всего для функционирования больших кузнечных молотов и доменных мехов, нагнетавших воздух в домны для эффективной плавки.

Еще одни немаловажным фактором развития стали уральские леса, позволявшие дешево и массово заготовлять древесный уголь. Технологии того времени требовали для выплавки одной тонны железа до 40 кубических метров древесины, путём специального жжения превращённой в древесный уголь.

До конца XVIII века каменный уголь в производстве металлов не употребляли, так как он, в отличие от древесного, содержит в своём составе немалые количества примесей, прежде всего фосфора и серы, которые напрочь убивали качество выплавляемого металла. Поэтому металлургическое производство того времени требовало огромных объёмов древесины.

Именно отсутствие достаточного количества дерева нужных пород не позволяло в то время, например, Англии наладить собственное массовое производство металлов. Урал с его густыми лесами был лишён этих недостатков.

Поэтому только за первые 12 лет XVIII века здесь появляется более 20 новых металлургических заводов. Большинство их размещается на реках Чусовой, Исети, Тагиле и Нейве. К середине века здесь построят ещё 24 завода, которые превратят Урал в самый большой на планете металлургический комплекс того времени по количеству крупных предприятий, заводских рабочих и объемам выплавки металла.

В XVIII столетии на Урале вокруг металлургических заводов возникнет 38 новых городов и поселений. С учетом заводских рабочих городское население Урала тогда составит 14–16%, это самая высокая плотность городского населения в России и одна из самых высоких в мире того века.

Уже в 1750 году Россия имела 72 «железных» и 29 медеплавильных заводов. Они выплавляли в год 32 тысячи тонн чугуна (в то время как заводы Великобритании — лишь 21 тысячу тонн) и 800 тонн меди.

Александрийский казенный завод, начало XX века

Кстати, именно в середине XVIII века в России в связи с металлургическим производством, требовавшим тогда массовой вырубки лесов, был принят первый «экологический» закон — дочь Петра I императрица Елизавета издала указ «для охраны лесов от истребления» закрыть все металлургические мануфактуры в радиусе двухсот верст от Москвы и перенести их восточнее.

Благодаря начатому Петром I строительству Урал всего за полвека стал ключевым экономическим районом страны. В XVIII столетии он произвёл 81% всего российского железа и 95% всей меди в России. Благодаря заводам Урала наша страна не только избавилась от многовекового дефицита железа и дорогих закупок металлов за рубежом, но и начала сама массово экспортировать русскую сталь и медь в страны Европы.

Железный век России

Война со Швецией лишит Россию прежних поставок качественного металла из этой страны и одновременно потребует массу железа и меди для армии и флота. Но новые заводы Урала не только позволят преодолеть нехватку собственного металла — уже в 1714 году Россия начнёт продавать своё железо за границу. В том году в Англию было впервые продано 13 тонн русского железа, в 1715 продали уже 45 с половиной тонн, а в 1716 году — 74 тонны русского железа.

Металлургический завод «Тата», Сканторп, Англия

В 1715 году голландские купцы, ранее привозившие металл в Россию, вывезли из Архангельска 2846 пудов «прутового» русского железа. В 1716 году впервые начался экспорт металла из Петербурга — в том году английские корабли вывезли из новой столицы Российской империи 2140 пудов железа. Так началось проникновение русского металла на европейский рынок.

Тогда главным источником железа и меди для стран Европы являлась Швеция. Первоначально шведы не слишком опасались русской конкуренции, например в 20-е годы XVIII века на крупнейшем в Европе английском рынке шведское железо составляло 76% всех продаж, а русское — всего 2%.

Однако, по мере развития Урала, экспорт русского железа непрерывно рос. За 20-е годы XVIII века он вырос с 590 до 2540 тонн ежегодно. Продажи железа из России в Европу росли с каждым десятилетием, так в 40-х годах XVIII столетия в среднем экспортировалось от 4 до 5 тысяч тонн в год, а в 90-х годах того же века русский экспорт вырос почти в десять раз, до 45 тысяч тонн металла ежегодно.

Уже в 70-е годы XVIII века объемы поставок русского железа в Англию превысили шведские. При этом, шведы изначально имели большие конкурентные преимущества. Их металлургическая промышленность была гораздо старше российской, да и природные качества шведских руд, особенно в знаменитых на всю Европу копях Даннемуры, были выше уральских.

Но самое главное — богатейшие рудники Швеции находились недалеко от морских портов, что очень облегчало и удешевляло логистику. В то время как расположение Урала посреди Евразийского континента превращало транспортировку русского металла в очень непростую задачу.

Массовая перевозка металла могла быть обеспечена исключительно водным транспортом. Баржа, груженная уральским железом, выходила в плаванье в апреле и только к осени добиралась до Петербурга.

Путь в Европу русского металла начинался в притоках Камы на западных склонах Урала. Далее вниз по течению, от Перми до впадения Камы в Волгу, здесь начинался уже самый тяжелый отрезок пути — вверх до Рыбинска. Движение речных судов против течения обеспечивалось бурлаками. Грузовое судно от Симбирска до Рыбинска они тащили полтора-два месяца.

От Рыбинска начиналась «Мариинская водная система», при помощи малых рек и искусственных каналов она через Белое, Ладожское и Онежское озера соединяла бассейн Волги с Санкт-Петербургом. Петербург в то время был не только административной столицей, но и главным экономическим центром страны — крупнейшим портом России, через который шел основной поток импорта и экспорта.

Шахтеры перед спуском в шахту при Луганском заводе

Несмотря на такие сложности с логистикой, русский металл оставался конкурентоспособным на внешнем рынке. Отпускные цены на экспортное «полосное железо» в России в 20–70-х годах XVIII века отличались стабильностью — от 60 до 80 копеек за пуд. К концу века цены поднялись до 1 рубля 11 копеек, но курс рубля в то время упал, что опять-таки не привело к значительным изменениям валютных цен на железо из России.

В то время более 80% российского экспортного железа покупалось англичанами. Однако, с середины XVIII столетия начинаются поставки русского металла во Францию и Италию. Накануне Великой Французской революции Париж ежегодно покупал в среднем 1600 тонн железа из России. В то же время из Санкт-Петербурга в Италию, кораблями вокруг всей Европы, вывозилось около 800 тонн железа в год.

В 1782 году экспорт только железа из России достиг 60 тысяч тонн, дав выручку свыше 5 миллионов рублей. Вместе с доходами от экспорта на Восток и Запад русской меди и изделий из русского металла это дало пятую часть общей стоимости всего экспорта нашей страны в тот год.

За XVIII век производство меди в России выросло более чем в 30 раз. Ближайший мировой конкурент в медном производстве — Швеция — к концу столетия отставала от нашей страны по объёмам производства в три раза.

Две трети произведённой в России меди шло в казну — этот металл был особо важен в военном производстве. Оставшаяся треть шла на внутренний рынок и на экспорт. Большая часть русского медного экспорта тогда шло во Францию — например, в 60-е годы XVIII века из Петербургского порта французские купцы ежегодно вывозили свыше 100 тонн меди.

Большую часть XVIII века Россия была крупнейшим производителем металла на нашей планете и его ведущим экспортёром в Европе. Впервые наша страна поставляла на внешний рынок не только сырьё, но и значительные объёмы продукции сложного, высокотехнологичного для той эпохи производства.

По состоянию на 1769 год в России работало 159 железоделательных и медеплавильных заводов. На Урале тогда были созданы самые крупные в мире домны до 13 метров высотой и 4 метра в поперечнике с мощными воздуходувными устройствами, приводившимися в действие водяным колесом. К концу XVIII века средняя производительность уральской домны достигала 90 тысяч пудов чугуна в год, что было в полтора раза выше самых современных на то время домен Англии.

Именно эта развитая металлургическая база и обеспечила небывалый взлёт могущества и политического значения Российской империи в XVIII столетии. Правда основывались эти достижения на крепостном труде — по спискам Берг-коллегии (созданный Петром I высший орган империи по руководству горнорудной промышленностью) свыше 60% всех рабочих на металлургических заводах России составляли крепостные, «приписные» и «покупные» крестьяне — то есть подневольные люди, которых к заводам «приписали» царскими указами, либо купленные для работ заводской администрацией.

Конец русского железного века

В самом начале XIX века Россия всё ещё оставалась мировым лидером в производстве металлов. Урал ежегодно давал порядка 12 миллионов пудов чугуна, в то время как ближайшие конкуренты — металлургические заводы Англии выплавляли в год не более 11 миллионов пудов. Обилие металла, как базы военного производства, стало одной из причин того, что России не только выстояла, но и победила в ходе наполеоновских войн.

Однако именно в начале XIX столетия в металлургии произошла настоящая технологическая революция, которую Россия, в отличие от успешных войн, проиграла. Как уже говорилось, ранее весь металл выплавлялся исключительно на древесном угле, существовавшие технологии не позволяли получать качественное железо с использованием каменного угля.

Тушение огня во дворе металлургического завода в Юзовке, Донецкая область, 1930 год. Фото: Георгий Зельма / РИА Новости

Первые более или менее удачные опыты с выплавкой чугуна на каменном угле прошли в Англии в начале XVIII  века. Своего леса, как сырья для древесного угля, на Британских островах не хватало, а вот каменного угля было в избытке. Поиски правильной технологии плавки качественного металла на каменном угле заняли почти весь XVIII  век и к началу следующего столетия увенчались успехом.

И это дало взрывообразный рост производства металлов в Англии. За сорок лет после окончания наполеоновских войн Россия увеличила производство металлов менее чем в два раза, тогда как Англия за то же время увеличила выплавку чугуна в 24 раза — если в 1860 году русское производство едва достигало 18 миллионов пудов чугуна, то на Британских островах за тот же год произвели в 13 раз больше, 240 миллионов пудов.

Нельзя сказать, что за этот период промышленные технологии крепостной России стояли на месте. Отдельные достижения были. В те же месяцы, когда в Санкт-Петербурге гвардейские офицеры готовили выступление «декабристов», совсем недалеко в Петрозаводске на Александровском казённом заводе готовили к пуску первые прокатные станы для выделки железа (первые в России и одни из первых в мире).

В 1836 году с отставанием всего на несколько лет от передовых технологий Англии на Выксунском металлургическом заводе в Нижегородской губернии проводятся первые опыты «горячего дутья» — когда в домну закачивается предварительно раскалённый воздух, что значительно экономит расход угля. В том же году на заводах Урала проводятся первые в России опыты «пудлингования» — если раньше руда плавилась вперемешку с углем, то по новой технологии «пудлингования» чугун получали в специальной печи без контакта с топливом. Любопытно, что сам принцип такой выплавки металла впервые в истории человечества был описан в Китае ещё за два века до нашей эры, и был заново открыт в Англии в конце XVIII столетия.

Уже в 1857 году, ровно через год после изобретения этой технологии в Англии, на Урале специалистами Всеволодо-Вильвенского завода проводятся первые опыты «бессемеровского» способа получения стали из чугуна, путём продувки сквозь него сжатого воздуха. В 1859 году русский инженер Василий Пятов сконструировал первый в мире прокатный стан для брони. До этого толстые броневые листы получали, сковывая между собой более тонкие, а технология Пятова позволила получать цельные броневые плиты более высокого качества.

Однако отдельные успехи не компенсировали системного отставания. Вся металлургия России к середине XIX  века всё ещё базировалась на крепостном труде и древесном угле. Показательно, что даже броневой прокатный стан, изобретенный в России, за несколько лет был широко внедрен в индустрию Британии, а на родине еще долго оставался опытным производством.

На металлургическом заводе в Донецкой области, 1934 год. Фото: Георгий Зельма / РИА Новости

К 1850 году в России чугуна на душу населения производилось чуть более 4 килограммов, тогда как во Франции свыше 11 килограммов, а в Англии свыше 18 килограммов. Такое отставание металлургической базы предопределило и военно-экономическое отставание России, в частности не позволило вовремя перейти на паровой флот, что в свою очередь обусловило поражение нашей страны в Крымской войне. В 1855-56 годах многочисленные пароходы англичан и французов господствовали на Балтике, в Чёрном и Азовском морях.

С середины XIX века Россия вновь из экспортера металла превращается в его покупателя. Если в 70-х годах XVIII века до 80% русского железа шло на экспорт, то в 1800 году экспортировалось только 30% произведенного железа, во втором десятилетии XIX века — не более 25%. В начале царствования императора Николая I страна экспортировала уже менее 20% произведённого металла, а концу царствования экспорт сократился до 7%.

Начавшееся тогда массовое железнодорожное строительство снова породило забытый за полтора века дефицит железа в стране. С возросшим спросом на металл русские заводы уже не справлялись. Если в 1851 году Россия закупила за границей  31680 тонн чугуна, железа и стали, то за следующие 15 лет такой импорт вырос почти в 10 раз, достигнув в 1867 году 312 тысяч тонн. К 1881 году, когда «народовольцы» убили царя Александра II, Российская империя закупала за границей 470 тысяч тонн металла. За три десятилетия импорт чугуна, железа и стали из-за границы вырос в 15 раз. 

Показательно, что из 11362481 рублей 94 копеек полученных царским правительством от США за продажу Аляски 10972238 рубля 4 копейки (то есть 97%) было потрачено на покупку за границей оборудования для строящихся в России железных дорог, прежде всего, огромного количества рельсов и других металлических изделий. Деньги за Аляску потратили на импортные рельсы для двух железных дорог от Москвы до Киева и от Москвы до Тамбова.

В 60-80 годы XIX века почти 60%  потребляемого в стране металла покупалось за границей. Причиной была уже вопиющая технологическая отсталость русской металлургии.

До последнего десятилетия XIX века две трети чугуна в России всё ещё производили на древесном угле. Только к 1900 году количество чугуна, выплавленного на каменном угле, превысит количество получаемого за счёт чудовищной массы пережжённого дерева.

Очень медленно, в отличие от западноевропейских стран тех лет, внедрялись новые технологии. Так, в 1885 году из 195 доменных печей в России 88 были еще на холодном дутье, то есть на технологии начала XIX столетия. Но и в 1900 году такие печи с почти вековым отставанием в технологическом процессе, всё еще составляли 10% доменных печей Российской империи.

В 1870 году в стране работало 425 новых «пудлинговых» печей и 924 «кричных горна» на старой технологии начала века. И только к концу XIX столетия число «пудлинговых» печей превысит количество «кричных горнов», созданных ещё руками крепостных рабочих.

Донбасс вместо Урала

С петровский времён, почти полтора века главным центром производства российского металла оставался Урал. Но к началу XX века на другом конце империи у него появился мощный конкурент, благодаря которому Россия смогла хотя бы частично преодолеть отставание от металлургии стран Запада.

Металлургический комбинат «Азовсталь», Мариуполь, 1990 год. Фото: ТАСС

Если промышленность Урала базировалась на древесном угле, то новый промышленный район изначально возник именно на залежах каменного угля. Удивительно, но и тут родоначальником стал царь Пётр I. Возвращаясь из первого Азовского похода в 1696 году, он в районе современного города Шахты у границ Донбасса осмотрел образцы хорошо горящего чёрного камня, залежи которого в этом районе выходили практически на поверхность.

«Сей минерал, если не нам, то потомкам нашим зело полезен будет», — сохранили документы слова царя-реформатора. Уже в 1721 году по указанию Пётра I костромской крестьянин Григорий Капустин провел первые поиски залежей каменного угля в будущем Донбассе.

Однако освоить первые плавки руды с каменным углем и начать заселять степи Приазовья смогли только к концу XVIII столетия. В 1795 году императрица Екатерина II подписала указ «Об устроении литейного завода в Донецком уезде при реке Лугани и об учреждении ломки найденного в той стране каменного угля». Этот завод, главной задачей которого стало производство чугунных пушек для кораблей Черноморского флота, положил начало современному городу Луганску.

Рабочие для Луганского завода прибыли из Карелии, с пушечных и металлургических мануфактур Петрозаводска, и с основанного Петром I металлургического завода в Липецке (там за век вырубили окрестные леса на древесный уголь для домен и производство стало нерентабельным). Именно эти переселенцы положили начало пролетариату будущего Донбасса.

В апреле 1796 года для Луганского завода заработала первая в истории России угольная шахта. Она располагалась в балке Лисичьей и поселок шахтеров со временем стал городом Лисичанском. В 1799 году под руководством нанятых в Англии мастеров на Луганском заводе начались первые в России опытные плавки металла на местном каменном угле из местной руды.

Проблемой завода была очень высокая себестоимость продукции по сравнению со старыми крепостными заводами Урала. От закрытия завод спасали лишь высокое качество выплавляемого металла и необходимость снабжать пушками и ядрами Черноморский флот.

Второе рождение Донецкого промышленного центра России началось в 60-е годы  XIX века, когда в дополнение к военной продукции потребовалась масса стальных рельсов для строительства железных дорог. Любопытно, что экономические расчёты и геологические изыскания угля и руды для будущих заводов Донбасса тогда делал Аполлон Мевиус, горный инженер из Томска, по отцовской линии он происходил из переселившихся в Россию потомков Мартина Лютера, родоначальника европейского протестантизма, а по материнской — из сибирских казаков-раскольников.

В самом конце 60-х годов XIX века права на строительство промышленных предприятий в Донбассе (тогда он был частью Екатеринославской губернии) получил приятель царя Александра II князь Сергей Кочубей, потомок крымского мурзы, когда то перебежавшего к запорожским казакам. Но русский князь казацко-татарского происхождения больше всего увлекался морскими яхтами, и чтобы не тратить время на скучные строительные дела он в 1869 году за огромную по тем временам сумму в 20 тысяч фунтов стерлингов продал все полученные от русского правительства права на строительство и разработку недр британскому промышленнику из Уэльса Джону Джеймсу Хьюзу.

Джон Хьюз (или как его называли в русских документах тех лет — Юз) был не только капиталистом, но и инженером-изобретателем, разбогатевшим на создании новых образцов артиллерии и корабельной брони для британского флота. В 1869 году англичанин рискнул купить права на строительство металлургического завода в тогда еще не освоенной и слабо населённой Новороссии. Рискнул и не прогадал.

Корпорация Джорна Юза именовалась «Новороссийское общество каменноугольного, железного и рельсового производств». Не прошло и трёх лет, как в 1872 году новый завод, построенный рядом с богатыми залежами угля у села Александровка, выплавил первую партию чугуна. Село же быстро превращается в рабочий посёлок Юзовка, названный по имени британского собственника. От этого посёлка и ведёт свою родословную современный город Донецк.

Вслед за заводами в будущем Донецке возникают два огромных металлургических производства в Мариуполе. Один завод строился инженерами из США и принадлежал «Никополь-Мариупольскому горному и металлургическому обществу», контролировавшемуся французским, немецким и американским капиталом. Впрочем, по слухам, свой финансовый интерес в этом предприятии имел и всесильный тогда министр финансов Российской империи граф Витте. Второй из строящихся в Мариуполе металлургических гигантов тех лет принадлежал бельгийской компании «Провиданс».

В отличие от старых заводов Урала новые металлургические производства Донбасса изначально строились как очень крупные по меркам того времени производства с самым современным, закупленным за границей оборудованием. Ввод в строй этих гигантов почти сразу изменил всю картину русской металлургии.

Производство чугуна и железа за 1895-1900 годы увеличилась в целом по всей стране в два раза, при этом в Новороссии оно за эти 5 лет выросло почти в четыре раза. Донбасс стремительно заменил Урал в качестве главного металлургического центра — если в 70-е годы XIX века  уральские заводы давали 67% всего русского металла, а донецкие только 0,1% (одну десятую процента), то к 1900 году доля Урала в производстве металлов снизилась до 28%, а доля Донбасса достигла 51%.

Нерусский русский металл

Накануне XX века Донбасс давал свыше половины всего металла Российской империи. Рост производства был значительным, но по-прежнему отставал от ведущих стран Европы. Так к концу XIX века Россия производила 17 килограмм металлов на душу населения в год, в то время как Германия — 101 килограмм, а Англия — 142 килограмма.

При богатейших природных ресурсах Россия тогда давала всего 5,5% мирового производства чугуна. В 1897 году на российских заводах его произвели 112 миллионов пудов, а за границей закупили почти 52 миллиона пудов.

Правда в том году наша страна лидировала на планете по объёмам добычи и экспорту марганцевых руд, необходимых для производства высококачественной стали. В 1897 году в России добыли 22 миллионов пудов этой руды, что составляло почти половину всей мировой добычи. Марганцевую руду тогда добывали в Закавказье у города Чиатура в самом центре современной Грузии, и в районе города Никополь на территории современной Днепропетровской области.

Однако, к началу XX века Российская империя серьёзно отставала в производстве меди, очень важного металла для множества военных и гражданских технологий того времени. Ещё в начале XIX столетия наша страна была одним из ведущих экспортёров меди в  Европу, за первую четверть века за рубеж продали 292 тысячи пудов уральской меди. На меди с Урала тогда работала вся бронзовая промышленность Франции.

Рабочие присутствуют на торжественном запуске домны Алапаевского 
металлургического завода, 2011 год. Фото: Павел Лисицын / РИА Новости

Но к концу столетия Россия уже сама вынуждена была закупать импортную медь, так как в стране производилось всего 2,3% от мирового производства этого металла. За последнее десятилетие XIX века экспорт русской меди составил менее 2 тысяч пудов, в то время как из-за рубежа импортировали свыше 831 тысячи пудов этого металла.

Ещё хуже обстояла ситуация с добычей цинка и свинца, столь же важных металлов для технологий начала XX века. Не смотря на богатства собственных недр, их добыча в России тогда составляла сотые доли процента в мировом производстве (цинка — 0,017%, свинца — 0,05%), и все потребности русской промышленности удовлетворялись целиком за счет импорта.

Вторым пороком русской металлургии было постоянно растущее засилье иностранного капитала. Если в 1890 году иностранцам принадлежало 58% всех капиталов в металлургической промышленности России, то 1900 году их доля выросла уже до 70%.

Не случайно на заре XX века вторым городом в России после столичного Петербурга по количеству иностранных консульств был уездный Мариуполь — бурно развивавшаяся в Российской империи современная промышленность большей частью принадлежала иностранному капиталу, а Мариуполь был не только одним из крупнейших центров металлургии, но и основным торговым портом для обширного промышленного района с заводами и шахтами Донбасса.

На первом месте среди иностранных собственников русского металла находились бельгийцы и французы (именно они контролировали, например, добычу марганцевых руд в России), за ними шли немцы, затем англичане. В начале XX века русский экономист Павел Оль подсчитал, что доля иностранного капитала в горнодобывающей промышленности в то время составляла 91%‚ а в обработке металлов — 42%.

Например, к 1907 году 75% производства всей меди в России контролировали германские банки через синдикат «Медь». Накануне Первой мировой войны ситуация только усугубилась — к 1914 году немецкий капитал контролировал 94% российского производства меди.

Но именно благодаря крупным иностранным инвестициям за 25 лет перед Первой мировой войной металлургическая и горнодобывающая промышленность России показала впечатляющий рост — производство чугуна выросло почти в 8 раз, так же в 8 раз выросла добыча каменного угля, а производство железа и стали выросло в 7 раз.

В 1913 году купить на рынке килограмм железа в России стоило в среднем 10-11 копеек.  В современных ценах это порядка 120 рублей, минимум в два раза дороже современных розничных цен на металл.

В 1913 году русская металлургия занимала 4-е место на планете и по ключевым показателям примерно равнялась французской, но всё ещё отставала от самых развитых стран мира. Россия в тот эталонный год выплавляла стали в 6 раз меньше США, в три раза меньше Германии и в два раза меньше Англии. При этом львиная доля руды и почти половина металла России принадлежали иностранцам.

Алексей Волынец

Источник:  http://rusplt.ru/society/russkiy-metall-chast-2-15601.html

 

Комментарии

Как дополнение, хоть и не совсем в тему приведу маленький отрывок из книжки новокузнецкого журналиста Г. Емельянова (ныне покойного) "Горячий стаж". (Москва. Советский писатель. 1985 г.) В отрывке идёт речь о легендарных годах строительства Кузнецкого металлургического комбината. А отрывок о том, из кого "сделали" рабочую элиту. Итак:

"КАПЛЯ ИЗ МОРЯ
   В своих мемуарах доменный светило, академик Михаил Александрович Павлов передает свой разговор с Иваном Юзом, сыном большого Юза, владельцем металлургических заводов на Юге России. Младший Юз сказал тогда, в начале века: «Теперь во всех цехах у нас служат русские инженеры, но только не в доменном цехе. Мы считаем, профессор, что доменную печь нельзя доверять русским».
   Читатель мой, наверно, пожмет плечами в недоумении, если я сообщу, ссылаясь на того же Михаила Александровича или Ивана Павловича Бардина, о том, что в царской России было немалой проблемой устроить на любой завод (не по выбору, по возможности!) десять — двенадцать инженеров-металлургов, которые заканчивали высшие учебные заведения или Горную академию. Протекции ведущих ученых, великосветские связи или мошна родителей могли посодействовать насчет работы, да и то не всегда и не всякому.
   За сто последних лет выпуск чугуна на земном шаре увеличился в сто раз, число плавильных агрегатов уменьшилось, соответственно, тоже в сто раз, производительность труда  доменных  цехов   «подскочила» в десятки раз. Во сколько же раз увеличилось число инженеров? Такой цифры я не нашел, но она где-нибудь есть наверняка и наверняка способна поразить наше воображение.
   С первых дней Советской власти страна почувствовала острейший кадровый голод, недаром же Владимир Ильич Ленин велел оберегать спецов, велел искать подходы к честной и легкоранимой российской интеллигенции. Умные головы на дороге не валяются, а золотые руки были всегда в цене. Это известно.
   Разительным по масштабам планам индустриализации сопутствовала подлинная революция и в системе образования. Эксперименты в области образования, как и все наши начинания той поры, вызывали издевки со стороны просвещенной Европы. Скепсис тот имел основания, объективно, казалось бы, учитывалось все, и сальдо не сходилось с бульдо по очевидным нормам и понятиям. Не брался в счет лишь дух народа, неистребимая его жажда знаний.
   У нас теперь некоторая атрофия к чудесам. По Луне теперь ходим, на Венеру садятся автоматы, Марс фотографируем крупным планом... Куда же дальше-то! Приземлись сейчас где-нибудь в пихтовой сибирской глухомани, скажем, летающая тарелка, никто и глазом не моргнет, может, лишь какая бабка из отсталых падет на колени да разбегутся куры. И все-таки, по-моему, самые настоящие чудеса принижены нами, низведены с пьедесталов, забыты.
Осень 1930 года.
   Провинциальный Томск, деревянный Томск, не обойденный вселенской ломкой, потерял свой стиль: профессора опролетарились, купцы-миллионщики, рожденные нэпом, истаяли за горизонтом, на толкучках застенчивые спекулянты уже не продавали сахарин фунтиками, а лампадное масло — шкаликами, улицы запрудила молодежь в картузах и битой солдатской
обуви, коротко остриженные девахи говорили высокомерно, в нос и таскали под мышками книжки.
   Учиться в Томск посылал комсомол.  Вызывали в ячейку и определяли судьбу:
— Быть тебе, понимаешь, красным инженером! В 1930 году «Кузнецкстрой» выделил на учебу таким способом двадцать пять человек. Это были ударники, строители-работяги. Комсомольские вожаки руководствовались при отборе кандидатов в инженеры железной логикой: коли может человек лопатить землю лучше всех, он может все.
   Экзамены по математике в Томском политехническом институте принимал доцент Петр Иосифович Кохановский — грузный, но живой в обращении и совершенно лысый мужчина, умница и в сущности своей бескорыстный добряк. Позже он долго преподавал в Сибирском металлургическом институте и пользовался у студентов непроходящей популярностью. Коха-новский был во фраке, при манишке и видом своим изысканным несколько сердил диковатых абитуриентов.
   Огромную доску в аудитории разлиновали сверху вниз на шесть частей. Экзаменовалось, таким образом, сразу шестеро. Кому уж что досталось по курсу средней школы. Бетонщику с «Кузнецкстроя» Ивану Суслину, обладателю единственных, пожалуй, в Томске резиновых сапог (сапоги подарили иностранные специалисты), выпал бином Ньютона. Иван взял мелок, вывел на доске вкось слово «битон» и с достоинством повернулся к публике лицом: он радовался, что вопрос ему достался пустячный — бетона на своем недлинном веку он переворочал дай бог всякому!
   Если бы на голове милейшего доцента Кохановско-го были волосы, они наверняка бы зашевелились.
— Что же вы написали, уважаемый?!
— Что спрошено, то и написано.
— Да-да... А семью девять сколько будет?
Суслин, напрягаясь, пошевелил губаки — считал в уме.
— Так шашнадцать.
   — Это   семь  на  девять — шестнадцать.   А  семью девять!
   — Шашнадцать! — Суслин заподозрил подвох и налился недоброй краской.
Кохановский все понял и, махнувши рукой, сказал:
— Идите на место, что ж...
   Так-то оно лучше! Иван Суслин удалился с достоинством, блестя знаменитыми своими сапогами.
   Тут же выяснилось, что еще примерно двести человек из числа присланных по комсомольскому призыву со всех концов Сибири — ни в зуб ногой. Естественно, встал вопрос: как же быть? Самое простое и очевидное — направить эту серую публику восвояси, но, кто же тогда через несколько лет возьмет в руки народное хозяйство, кто станет править цехами, заводами, главками и министерствами? Ждать нет возможности, поэтому Кохановский, вопреки мнению чуть ли не большинства томской профессуры,  осенью  1930 года сказал:
   — Я их подготовлю за полгода. Я математике и зайца научу!
   Произнесено это было с долей дерзкой шутки. Однако с помощью общественности политехнического института и передовой части студенчества, при полном и безусловном неверии многих преподавателей, в назначенный срок в той же аудитории и у той же доски под аплодисменты «болельщиков» дерзкие сибиряки клали на лопатки десятичные дроби, рисовали графики, шустро доказывали теорему Пифагора: пифагоровы штаны на все стороны равны. Сдали все!
Вот так было дело.
   Теперь для сравнения нарисуем себе такую картину. Пришел молодой гражданин современного вида сдавать
экзамены в институт и ни сном ни духом не ведает, что такое таблица умножения. В лучшем случае гуманный экзаменатор ограничился бы советом попытать счастья во втором классе начальной школы и уж ни в коем случае не взялся бы готовить полного невежду по всему курсу средней школы за полгода. Смешно! Не те времена. Правильно. И все-таки ответьте по совести: разве не свершилось чудо осенью 1930 года в городе Томске?
   Конечно, дипломы инженеров впоследствии получили люди невысокой общей культуры, латынь они не знали, не читали в оригинале «Одиссею», зато показывали товар ЛИЦОМ: ИЗ ТОГО первого выпуска многие сразу взяли быка за рога, их имена остались в числе основоположников кузнецкой школы доменщиков, знаменитой школы, не утратившей своего авторитета
и по сегодня.
Об этой школе и речь. "

Аватар пользователя Филин

Чудо сотворённое доцентом Кохановским объясняется просто. Ведь ему прислали не кого попало, а самых активных и энергичных людей.

Это были ударники, строители-работяги. Комсомольские вожаки руководствовались при отборе кандидатов в инженеры железной логикой: коли может человек лопатить землю лучше всех, он может все.

Правильная логика оказалась.

Прислали бы середнячков - на сотворение чуда потребовалось бы намного больше времени.

Прислали бы лентяев - чуда вообще бы не получилось.

 

Аватар пользователя Александр Богатырёв

Я такие чудеса, как делал Кохановский, каждый год делаю. По физике и математике. cheeky
Такова жизнь и таков уровень нынешнего школьного образования.frown

Извините, Александр, Вы несколько преувеличиваете свои заслуги. Вы работаете с "человеческим материалом", который хотя бы "слышал, что там "преп" толковал". Т.е, опираясь на какие-то обрывки знаний, случайно застрявших в мозгах, создаёте что-то, более, или менее целостное. НО, у Кохановского был совсем другой контингент! А, вообще, Александр, не гложет Вас, где-то там, внутри, "обидка", что заниматься Вам приходится тем, чем занимались другие лет, эдак так 80 назад? И то, что лет 20 назад ( а может быть и меньше) такие подвиги не требовались. Отлично помню своё поступление в институт (1968 г.). Да, готовился, учебники перечитывал. Поступил. Каков был процент отсева - не знаю, тогда  "рейтинги" не публиковали. После первого семестра отсеялось %20, а из остальных больше 2/3 (навскид) дошли до диплома. Ну, думаю, все знают, что тогда о "покупке" экзамена, или диплома и речи быть не могло. Что-то нехорошее, действительно, происходит. Такое впечатление, что действует какой-то "глобальный оглупляющий фактор". Иногда сталкиваешся с глупейшими вопросами по применению " в течение - в течении", "призрение - презрение" и т.п. Вот такие дела. А то, что вы из полуграмотных делаете "почти грамотных" - спасибо!